Фёдор поджал губы, невольно проведя по шее, а с тем перешёл до затылка. С уст его сорвался глубокий вздох.
– Ох, и не по сердцу мне, что творится нынче, – признался Фёдор.
– Ты об заговоре? – угрюмо молвил Алексей, согласно кивая. – Это да… От был я малость постарше, нежели ты сейчас, от Бог Милосердный уберёг меня. Знался я с зачинщиками, бзыри чёртовы. Не сразу я смекнул, что дело их – дрянное, гиблое. Тут быстро надо разобраться, кто друг тебе, кто враг, и уж того держаться. От нынче же – они в сырой земле спят, а я вон – при дворе. Ну, что нынче прошлое ворошить… Да и что же взять с них, с крыс-то подпороговых? А скрывать неча – ох и полетят же башки с плеч, полетят…
– То-то с этим, – молвил Фёдор, кивнув на письмо, – затягивать не надобно.
Алексей согласно кивнул.
Покуда царь с опричниками стали в Новгороде, в том же светлом граде заседал и Земской суд. От и ныне уж близился поздний час, и всё боле и боле приходил народ, просить милости и заступничества. Многие средь них уже второй, а то и третий день на морозе ждали, как придёт их черёд просить. За порядком следил Кузьма, пресекая толкотню, брань и ругань. В отдалении же сидел Афанасий Вяземский, наблюдая за сим уж который час.
Опричники не носили нынче чёрного. Посему же Кузьма не сразу признал царского слугу из братии, притом из первого круга. Первым порывом его было не пускать пришлеца без спросу да очереди в палату, да вскоре мужик признал Фёдора Басманова. Тот быстро выискал Вяземского взглядом да подступил к нему.
– Афанасий Иваныч, – Фёдор отдал короткий поклон.
– Фёдор Алексеич, – вздохнул Вяземский, потирая переносицу.
Басманов сел подле князя, откинувшись назад.
– Гляжу, земские тебе уж наскучили? – спросил он, видя, как Афанасий проводит рукой по лицу.
Вяземский кивнул.
– Афонь, а я б сменил тебя нынче, – молвил Фёдор, пожав плечами.
Вяземский обернулся на молодого опричника, чуть вскинув брови.
– От только, Афанасий Иваныч, уж поведай, не таи, – вкрадчиво молвил Фёдор, чуть прищурив взор, – отчего ж Малютка-то наш так взъелся нынче на меня? Ты, поди, с ним больше моего знаешься.
Афанасий усмехнулся.
– Ты вчера ко двору пришёл, понять не могу? – вопрошал Вяземский. – Малюта – зверь ворчливый да угрюмый. Поди, найди ещё, на кого он не взъелся.
– Ну, – Фёдор пожал плечами, – меня он чёй-то паче прочих недолюбливает.
– А за что ж тебя, Алексеич, любить-то? – молвил Вяземский. – Тока гляньте – и двадцати лет нет от роду, а уж боярин видный, при царе в сребре и злате, и в ратном деле славен, и уродился ж каким!
Фёдор с лукавой улыбкой внимал речи Вяземского да под конец согласно кивнул.
– От сам и скажи – как тебе всё это простить? – Вяземский развёл руками.
– Ты ж простил как-то, – молвил Фёдор, поведя плечом.
Вяземский усмехнулся в ответ, потрепав за волосы Басманова, да всё ж отвесил слабый подзатыльник, поднимаясь со своего места.
– К чёрту тебя, Фёдюш, к чёрту! – молвил Вяземский напоследок да пошёл прочь.
Глава 2
Из-под ворот спешно вычистили липкий мокрый снег, и навалились мужики крестьянские, отворяя двери настежь. Въехала тройка, запряжённая славными жеребцами. С саней сошёл князь Василий Сицкий с дочерью. Варвара на руках держала своё дитя.
Пришлых радушно встретил Басман-отец. Они обнялись и поцеловались в щёки, после чего Алексей поспешил завести гостей в палаты.
– От Петька щёки отъел, – усмехнулся Басман, поглядывая на внука. – Поди, Варюш, намаялась с ним? Эй, вы там! Агашку кличь, бестолочь!
Варвару и Петра Фёдоровича оставили с няньками. Басман же повёл Сицкого коридорами в светлые хоромы.
– От как знал, не надо с этим Бельским знаться, – молвил Сицкий. – Как получил письмо паршивца этого…
– Господь уберёг, – молвил Басман-отец, осеняя себя крестным знамением, – всех, кого признал Старицкий, нынче ждёт несладкая участь, ой не сладкая.
– Подлый этот гад писал же – айда на охоту, айда. От те и айда! – Сицкий злобно сплюнул наземь.
– Видать, тебе токмо так писал. Иные, поди, ехали уже Владимиру присягать, псы, – мотнул головой Алексей. – И это ты вовремя надумал.
Василий ударил себя в грудь, отдавая поклон.
– Спасибо, Басман, спасибо! – молвил Сицкий.
– Уж породнились же как-никак, – добродушно бросил Басман-отец, отмахнувшись.
– От же не думал я тогда… – ухмыльнулся Василий.
За сим опричник ввёл князя в светлую палату. Владыка сидел на троне в царском одеянии. Иоанн пребывал в спокойном, мирном расположении духа. Безмятежный взор его был устремлён на вошедших. По правую руку стоял Фёдор Басманов, разодетый в узорчатый кафтан. Басман-отец поклонился царю, поцеловал перстень государя и занял место подле сына. Сицкий преклонил колено перед великим владыкою.
– Стало быть, Василий Андреевич, – молвил Иоанн, вставая с трона, – желаешь служить в опричнине?
На площади возвышались столбы. Задубевшие обнажённые тела коченели на лютом морозе всю ночь. Уж не дрожали, не стенали, и ежели в ком и теплилась жизнь, так было в том лишь большее мученье. В котлах уже вскипела вода.