– Работа у меня такая, – ответил его будущий тесть. – Когда думаете расписаться?
– Мы уже неделю как расписались, – сообщил Осик, и все радужные планы родителей Ирины, связанные с хлопотами по организации свадебных торжеств, разом рухнули. То, что их дочь вышла замуж без соответствующего ордынского ритуала, ставило родителей в дикое положение.
– Ты сделала нас изгоями, – сказал отец дочери и вышел из-за стола. Супруга, разумеется, бросилась за ним.
– Я так понял, что жить у твоих мы не сможем, – не выходя из-за сервированного стола, здраво предположил Осик. – И десерта, видимо, не предвидится.
Но он ошибся. Не прошло и трех минут, как родители Ирины вернулись за стол и продолжили трапезу так, будто ничего экстраординарного не произошло.
Уже за десертом отец Ирины объявил:
– Я должен обо всем доложить товарищу Сомову, как он решит, так и будет. А пока можете оставаться у нас.
– А если решение товарища Сомова не совпадет с нашим решением? – не мог не спросить Осик.
К его удивлению, отец Ирины отнесся к этому вопросу с максимальной серьезностью. После паузы, вызванной его задумчивостью, он, в свою очередь, спросил:
– Ты античную литературу еще не забыл, когда проходил?
– Нет, а что?
– Как ты думаешь, кто же такие эти боги, что у Гомера, что у Софокла, что даже у Платона? Как ты думаешь, кто они? Или их нет? Но ведь они же есть, что у Гомера, что у Софокла, что у того же Платона. Что ты вдруг, будто язык проглотил?
– И кто же они?
– Кто они? – отец Ирины усмехнулся. – А ты против их воли пойди, может быть, тогда и узнаешь. Только вот что я тебе скажу, никуда, слышишь, никуда боги не подевались и подеваться не могли.
– А как же Христос? – спросил Осик.
– А разве мы еще не выяснили, что я не люблю евреев?
– Тогда почему ваша дочь крещеная?
– Она тебе и это поведала? – отец Ирины понимающе кивнул. – Вот это я понимаю – любовь!
24.
«В самом деле, почему же Бог евреев так нетерпим к идолам, если никаких богов, кроме него, нет? – думал Осик. – У Него получается так же нелогично, как у воинствующих безбожников: если Бога нет, то почему в него нельзя верить?».
Уже три месяца Осик и Ирина жили на съемной квартире, которую пополам оплачивали их родители. С рождением девочки характер Ирины неузнаваемо изменился. Даже не характер, а отношение к миру. И как почувствовал Иосиф, его место в этом новом мире жены уже не первое, а может быть – даже не второе и не третье. Впрочем, его это не особенно волновало. Все прошлые, нынешние и неизбежные будущие потери были полностью для него возмещены появлением на свет дочери, которую назвали Машей.
Часто по вечерам в гости к молодым супругам заходил Петя Свистун, иногда вместе со своим новым другом, неофициальным ордынским поэтом Павлом Игоренко. Эти визиты буквально бесили Ирину, хотя с Петей и его сестрой Кристиной она была знакома довольно давно, по крайней мере со времен ее первых свиданий с нынешним супругом. Природа природой, но когда Осик поделился с Петей новостью о том, что он встречается с девушкой, само собой нарисовался вариант любовных свиданий и в квартире на проспекте Сталина, ныне Мира, которую отец Пети много лет назад получил стараниями отца Осика. Увы, Семен Свистун покинул этот мир, а его вдова Анна, работая учительницей в образцово-показательной школе высшего педагогического мастерства, конечно, не могла уйти с уроков, чтобы внезапно нагрянуть домой. Поэтому не работавший Петя, то ли проводя досуг на богослужениях, то ли нанося визиты к столь же не работавшему Павлу Игоренко, любезно предоставлял иногда родительский дом для встреч влюбленной парочки. Правда, внезапно нарисоваться дома могла его сестра Кристина, но она проявляла похвальную скромность и понимание, входя в бытовые обстоятельства, характерные для всей практически бесконечно огромной страны.
Павел Игоренко пришелся Осику по душе. То, что в родной природе может существовать столь явно не пересекающийся с ордынской повседневностью человек, да еще при этом оставаясь на свободе, казалось неправдоподобным. Теоретически такой характер свободно мыслящего интеллигента, бесстрашно беседующего на любые темы, могла сформировать многолетняя ордынская каторга, но Павел никогда ее не отбывал. И даже за хроническое тунеядство власти его не дергали, удовлетворяясь подлинными справками с якобы мест работы, которые, используя свои знакомства, приобретенные благодаря выдающемуся таланту парикмахерши, добывала сожительница поэта Валентина. Сделать у нее стрижку, зайдя с улицы в Салон красоты, было делом еще более немыслимым, чем, зайдя с улицы, записаться в отряд космонавтов.
Осик рад был внезапному появлению гостей.
– Зашли на огонек, – объявил Петя. – Ну и холодрыга на улице. Не поздно?
– В самый раз, – заверил Осик, – дочку только что уложили.
Оставив куртки и шапки в прихожей, гости устроились на кухне, и Осик тут же поставил на огонь чайник. Заварку Игоренко принес с собой. Приготовление чая было для него искусством, наукой и ритуалом одновременно. Чай, заваренный не им, он за чай не держал.