– Иосиф Аркадьевич, а почему вам русских людей не жалко?
– А кто их обидел? Царь? Говорили ведь, что «самодержавие спаивает народ». Верно, Владислав Игоревич? Правда, на моей памяти силами КГБ вполне удачно царя в этой максиме заменили на евреев, и русские люди легко и, по-моему, с большим энтузиазмом приняли за безусловную истину то, что «евреи спаивают народ». Знаете, почему Россия вечно во лжи? Потому что у ордынцев нет воли к истине. Не просто легко, но с удовольствием принимают руководящую ложь и со всей страстью души ее защищают. Правду при этом совершенно естественно начинают люто ненавидеть. Но и от бесконечной лжи в конце концов устают, да и терпят неизбежный крах на ее путях, и тогда на короткое время возвращаются к правде, чтобы не погибнуть. Как-то с этой правдой перемучиваются, называя ее то оттепелью, то перестройкой – не суть – и чуть только жизнь начинает налаживаться – радостью принимаются опять служить лжи, словно правда – это для них тюрьма, а ложь – вольная воля. Разве не так?
– А у евреев, значит, есть воля к истине?
– А за что же их ненавидят?
– И поэтому твой отец, – Владислав Игоревич внезапно перешел на ты, – генерал Карась, принял иудаизм?
– Что?
– То! Причем еще при генсеке Черненко.
Вот это была новость. Осик долго молчал, приспосабливаясь к полученной информации. Потом спросил:
– И мама?
– А как же без мамы.
– А почему вы мне об этом сообщаете?
– Почему сообщаю, или почему – я? А потому, Иосиф Аркадьевич, что решили сообщить и сочли, что удобнее всего это будет сделать мне.
Осик посмотрел на часы.
– Да, большая перемена заканчивается, – подтвердил Владислав Игоревич. – Пора возвращаться. О чем же будет твоя следующая статья? Про стихи я знаю, они у тебя только про Иисуса Христа.
– А вот и не знаете!
– Звучит утешительно, – не стал расстраиваться Владислав Игоревич. – Человеку необходимо чего-то не знать, а когда знаешь, чего не знаешь, тогда и вовсе хорошо. Может быть, прочтешь не про Иисуса, если не шутишь?
– А почему бы и нет? Вот послушайте…
Осик остановился, вздохнул глубоко, поднял голову, и глядя в даль, которая открывалась между апельсиновыми рощами, продекламировал:
– Идут оравы на оравы,
и все в конечном счете правы,
и только русская Орда
идет куда-то не туда.
Владислав Игоревич не стал аплодировать, но, помолчав, сказал:
– Лучше было бы «Идет неведомо куда», возникло бы нечто блоковское – он сделал предупредительный жест. – Не заводись, автору, конечно, виднее. Так что же мы остановились? Пойдем, а то на урок опоздаешь.
По дороге неожиданно для Осика отозвался о смысле стихов:
– И впрямь, поди разберись, что в нас ордынского, что славянского, но именно это и есть соприродно-нутряное, в отличие от греко-иудейского и европейско-варяжского, что суть наносное. Об этом стихи? Ты ведь это сказал?
– Это не я.
– Ах да, извини, стихи ведь от провидения, а поэт это только лишь проводник. Проводник провидения, получается, так ведь, или я опять что-то неправильно понял?
Перед воротами в школьный двор они остановились и перед тем, как распрощаться, Владислав Игоревич слегка обрисовал будущее:
– Скоро к тебе на ПМЖ приедут родители, и со временем ты станешь Хранителем полукольца. Вот, правда, не знаю, надолго ли.
– Кстати, – оживился Осик, – а что это за полукольца такие, можно спросить?
– А это науке неизвестно, – ответил Владислав Игоревич. – До встречи в Иродограде.
В классе все было спокойно. Осик принял детей у помощника и отпустил его на получасовой перерыв. Пришла пора начинать урок. Осик решил не тратить силы, пытаясь усадить за стол человека-лягушку Шая. Остальным он стал раздавать таблички для игры в лото на тему «Фрукты и овощи». Ближайшая цель состояла в том, чтобы ученик сам по своему выбору взял из рук учителя карточку и, например, не разорвал ее в клочья, но положил перед собой, дожидаясь начала игры. Показывая таблички Сандре, Осик получил молниеносный удар кулачком отроковицы прямо в глазное яблоко. Сандра не промахивалась. Идиотская улыбка сошла с ее лица, и оно приняло осмысленное выражение. С напряженным интересом она наблюдала за реакцией этого взрослого. Сколь-нибудь долго приходить в себя Осик позволить себе не мог. Он поймал на себе заинтересованные взгляды маленького Юды и человека-лягушки Шая. Они поняли, что произошло. Лиору было по барабану.