Гоголь. Мертвая душа

– Ты цел, Николай? – спросил он каким-то неживым, усталым голосом.

– Да! – ответил Гоголь, подбегая. – Что с тобой, брат? Ты ранен?

– Картечь, – ответил Багрицкий. – На этот раз выстрел получился удачнее, чем тогда на дороге.

Он хотел засмеяться, но из его рта потекла кровь, похожая в темноте на чернила.

– Я перевяжу! – засуетился Гоголь, отрывая полосу от простыни.

– Нет, – остановил его Багрицкий. – Сперва выгляни в окно. Потом навали на кровать все тяжелое, что есть в комнате.

Метнувшись к окну, Гоголь свесился вниз и доложил:

– Один лежит, покалеченный, наверное. Остальные убежали.

– Теперь они за дверью, – сказал Багрицкий. – Неси простыню, пистолеты и коробки с пулями. Дальше я сам.

Он издал булькающей кашель и пустил изо рта сгусток черной крови, скатившийся по подбородку на шею.

В дверь били чем-то тяжелым, мешая разговору и мыслям.

– Как сам? – не понял Гоголь. – Давай сниму с тебя сюртук. Куда тебя?

– Спроси лучше, где на мне живое место осталось, – сказал Багрицкий.

Он остался в одной рубахе. Только ее рукава и частично спина сохранили белый цвет. Под ним натекла кровавая лужа. Забивая шомполом пыж в дуло, он откинулся спиной на кровать и сказал:

– Ты здесь лишний, Николай. Спускайся по лестнице и беги за подмогой. Я продержусь, не волнуйся.

– Нет, я тебя не брошу! – замотал Гоголь головой. – Я не предатель.

– У меня нет сил спорить с тобой, – произнес Багрицкий с мучительными передышками. – Мне живот и пах картечью разворотило, понял? Тут перевязками не отделаешься. Или ты привезешь врача, или мне конец. Ни слова больше. Это приказ.

– Здесь приказываю я, Алексей...

– Врешь! Сейчас война. Мы поменялись ролями. Выполняй приказ! Кр-ругом! Марш!

Это было произнесено столь свирепо, что Гоголь не отважился спорить. Впрочем, он понимал, что здесь, в осажденной комнате, от него все равно нет никакого толку. Лучше он приведет подмогу и врача, Только тогда будет шанс спасти друга. В противном случае они погибнут вдвоем – бессмысленно и глупо.

– Я вернусь! – прокричал Гоголь с подоконника. – Не прощаюсь.

Багрицкий не ответил. Он был занят тем, что разрядил оба пистолета в сотрясающийся от ударов шифоньер, а затем принялся вставлять в стволы новые пули. Гоголь охватил сцену тоскливым взглядом и, оступаясь, полез вниз.

Когда нога его находилась на последней перекладине, распростертый на земле человек схватил его за штанину. Он мог действовать только одной рукой, поскольку вторая была вывернута таким жутким образом, что локоть торчал не назад, а вперед. Тем не менее человек не проявлял ни малейших признаков боли. Его плоское лицо с редкой бороденкой не выражало никаких чувств. Гоголь ударил его каблуком в нос и услышал отвратительный хлюпающий звук. Раненый откинулся на спину. Его пальцы разжались. Гоголь перепрыгнул через него, побежал вдоль дома и чуть не столкнулся со вторым противником, выскочившим из-за угла. Сопя и размахивая топором, тот начал преследование, но очень скоро стал отставать.

Гоголь уже мысленно торжествовал избавление от погони, когда ощутил ужасающий удар по голове, от которого у него потемнело в глазах. Упав на четвереньки, он увидел позади себя топор и понял, что преследователь бросил свое оружие ему вдогонку. Сам он был уже совсем близко.

Гоголь схватился за мокрый затылок и побежал дальше. Он не знал, какой стороной ударил его топор, но надеялся, что тупой. В противном случае он вряд ли был бы способен бежать. Впрочем, хватило его ненадолго. Одолев версту или полторы, Гоголь выскочил на пашню, оставленную под пар. Не сразу сообразив, что за ним больше никто- не гонится, он прыгал по земляным комьям, пока не свалился без сил.

На рассвете его отыскал Багрицкий, сел рядом, погладил по волосам и сказал:

– Ну вот. Я рад за тебя, брат. Этим скотам лучше в руки не попадаться. Представляешь, они меня не просто убили. Заколотили в гроб и закопали в землю живым. Кошмарное ощущение, доложу я тебе.

– Господи! – прошептал Гоголь. – Они не люди.

– Не люди, – подтвердил Багрицкий, кивая. – Только обличьем похожи на нас. А души отсутствуют. Но я, брат, не жалею, что попался им. Признаюсь тебе, как самому верному своему другу, картечью мне мужское достоинство разнесло в клочья. «А раз так, то зачем жить», – подумал я. Такая вот история.

– Как же ты выбрался из-под земли?

– А кто тебе сказал, что я выбрался?

Багрицкий спросил это с усмешкой, но было видно, что ему совсем не весело. Гоголь почувствовал, что у него сейчас остановится сердце.

– Как? – спросил он страшным шепотом. – Почему же тогда ты здесь?

Ответа не последовало. Багрицкого рядом не было. Гоголь лежал на холодной земле, все тело его болело от твердых комьев, а голова просто раскалывалась. Осторожно, опасаясь наткнуться рукой на вытекшие мозги или что-нибудь в этом роде, он ощупал голову. Череп был цел, хотя на затылке вздулась преогромная гуля.

Держась за голову, Гоголь встал и повернулся вокруг своей оси, и поискал взглядом Багрицкого. Ему не верилось, что поручик лишь привиделся ему. Не может быть! Багрицкий был совсем как живой...

И вместе с тем мертвый.