Гоголь. Мертвая душа

– Что там? – нетерпеливо спросил Гоголь, видя, как изменилось лицо товарища, развернувшего бумагу.

– Фамилия, – пробормотал Багрицкий.

– Это я понял. Что за фамилия?

– Верховский.

– Тот самый? Мирослав Адамович?

– Адам Мирославович, – поправил Багрицкий. – Тот напудренный субъект с крашеными волосами.

Гоголь медленно покачал головой:

– Он не был ни набелен, ни накрашен – я нарочно посмотрел.

– Одним своим видом способен нагнать жути на людей слабонервных.

Сказавши это, Багрицкий приосанился, давая понять, что у него-то нервы уж точно в порядке.

– Интересно, – задумчиво произнес Гоголь, – с какой целью этот тип приезжал к Черногубам?

– На похороны, – сказал поручик, пожимая плечами. – Да и на поминки, наверное, остался.

– Вспомни странные речи Виктора и его вид. Прибавь к этому мертвые души и магию.

– И что получится?

– То самое, Алексей. Ты уже знаешь отгадку, по глазам вижу!

– Хочешь сказать... – Щека Багрицкого дернулась. – Хочешь сказать, его позвали воскрешать Элеонору.

– Это ты сказал, – уточнил Гоголь. – Сам.

– Вот что, Николай. Нас прислали найти и обезвредить человека, который торгует мертвыми душами, наводнив тем самым Бессарабию преступниками всех мастей. Я допускаю, что Верховский – он и есть. Но от колдовства меня уволь. Никто не способен оживлять умерших.

– Однако же в Евангелии...

– То был Христос! – отрезал поручик, не дав товарищу закончить. – А мы имеем дело с каким-то пройдохой польского происхождения. Не удивлюсь, что он сам и распускает про себя слухи, один другого страшнее. Жулик и негодяй! Тоже мне, Калиостро выискался! Чародей из кишиневской губернии! Плюнуть и растереть.

– Вспомни покушения, Алексей, – не сдавался Гоголь. – Теперь мы почти наверняка знаем, что за ними стоял этот самый бледнолицый господин с черными очами. Каким образом он знал о нашем приближении? О том, что мы застрянем на дороге? О том, в каком трактире остановимся?

По глазам Багрицкого было видно, что доводы его проняли, однако он не захотел показывать этого.

– Я человек действия, мой друг, – сказал он. – Предпочитаю действовать, да еще о событиях вчерашних... Поехали-ка лучше к Верховскому и поспрашиваем его с глазу на глаз. Он сам нас пригласил, помнишь? Пусть только попробует отказаться принять нас. Я вызову его к барьеру!

– Думаю, до этого не дойдет, Алексей, – сказал Гоголь, пока они собирались. – Разумеется, господин Верховский нас примет. Но что делать, если он станет отрицать свою причастность к преступлениям?

– Возьмем в охапку и повезем в участок! – заявил Багрицкий, не задумываясь.

– Бесполезно, Алексей. Городничий ничего не хочет слышать про мертвые души, как и все прочие должностные лица. Сам знаешь.

– За предприятие отвечаешь ты, Николай. Меня приставили для защиты и сопровождения. Я выполню любой твой приказ. У тебя есть какие-то соображения?

– Есть, – ответил Гоголь. – Ты приставишь к его виску пистолет, и он напишет собственноручное признание в своих злодеяниях. Бумагу мы увезем в Петербург, где Жуковский или Крылов дадут ей ход. Но...

– Давай без этих «но»! – потребовал Багрицкий нервно. – Не люблю я их. Вечно после них идут всякие сложности.

– Но я не уверен, что Верховский испугается пистолета, – закончил мысль Гоголь. – Он не похож на человека, которого можно принудить силой.

– А вот это предоставь мне. Я знаю, как действует на людей дуло заряженного пистолета. Вот где настоящая магия, брат! Никакого Калиостро не нужно!

Его настроение было заразительным. Приободрившийся Гоголь подумал, что военные люди лучше разбираются в вещах подобного рода, а потому нужно положиться на опыт спутника, и будь что будет.

Осип оказался почти трезвым и с готовностью полез на козлы, потому что и ему, и лошадям надоело торчать на одном месте, проводя дни в скуке и безделье.

– Куда едем, господа? – весело спросил он, поигрывая кнутом.

Ему сказали. Он подумал-подумал и заявил, что не повезет пассажиров в имение Верховского.

– Что ты болтаешь? – рассердился Багрицкий. – Как не повезешь?

– Брюхо подвело, – заявил Осип, пряча глаза под чубом. – Мне ехать никак нельзя. Уж не обессудьте, барин.

Ни угрозы, ни посулы на него не действовали. Он упорно стоял на своем, отказываясь ехать в Верховку. Багрицкий, выведенный из себя, сжал кулаки. Гоголь успокаивающе тронул его за плечо и решил действовать хитростью:

– Живот, говоришь, болит?

– Болит, – подтвердил Осип с вызовом.

– А если я тебе двугривенный дам?

Доторговавшись до пяти рублей, Гоголь сдался.

– Ладно, – сказал он. – Можешь возвращаться домой. Мы другого кучера наймем. А ты пешком иди.

– И готовься к порке, Осип, – злорадно произнес Багрицкий.

– Небось, не выпорют, – заявил упрямец. – Барин с пониманием. Выдумали тоже, к Верховскому ехать. Никто вас туда не повезет, господа, даже не надейтесь. Разве эти, снулые. Так кто же с ними свяжется в здравом уме?

– Кто такие снулые? – спросил Гоголь.

– Сам не знаю, что говорю. Жар у меня. Сжальтесь, господа! Отпустите, Христа ради.

– Ладно, – решил Багрицкий. – Проваливай. А ты полезай в кузов, Николай. с лошадями управлюсь, не привыкать.