Гоголь. Мертвая душа

С крыльца спустился Виктор и промаршировал прямо к гостям своих родителей. На Багрицкого он не посмотрел, обратился к Гоголю.

– Сударь, – его тон был сух, как и его покрасневшие глаза, – вчера я передал вам письмо моей бедной сестры, которая ночью была зверски убита. Я хочу знать, о чем она вам писала. Это мое право.

У Гоголя помутилось в глазах. Сквозь звон в ушах он услышал мягкий, соболезнующий, но вместе с тем исполненный укора голос Багрицкого:

– Юноша, мадемуазель Элеонора просила Николая Васильевича дать ей несколько уроков из истории и- русской словесности. Он, да будет вам известно, является преподавателем Патриотического института в Петербурге. Неудивительно, что ваша сестра пожелала воспользоваться такой возможностью.

– Что теперь говорить об этом, – печально произнес Гоголь, успевший овладеть собой.

Виктор понимающе кивнул.

– Теперь понятно. Господа, если мой вопрос задел вас или показался неуместным, то прошу простить меня. Я, как видите, нахожусь в весьма расстроенных... расстроенных чувст... чувствах.

Губы юноши разъехались, лицо сморщилось, он расплакался. Гоголь обнимал его и похлопывал по спине, когда к ним приблизились должностные лица, поставленные расследовать убийство.

Последующие два дня прошли так, как только и могли пройти в имении, где произошло кровавое преступление, унесшее жизнь любимой дочери безутешных родителей. Надежда Константиновна была вне себя от горя, ее лицо распухло и постарело до неузнаваемости, она заговаривалась и постоянно пила сильнодействующие остропахнущие капли. Ее супруг каждый час собирал следователей у себя, требуя подробнейшего отчета. Выяснилось, что на другой стороне пруда парень и девка, шалившие в ивняке, видели человека, приплывшего поздней ночью и убежавшего в поля. Собаки след не взяли, поскольку земля была смочена водой. Следствие зашло в тупик. Был сделан вывод, что Элеонора стала жертвой бродяги, который забрался в открытое окно и попытался надругаться над нею спящей. Очнувшись, она хотела закричать и была задушена.

Трагедия подействовала на обитателей дома удручающе. Все ходили на цыпочках, сгорбившись, и разговаривали вполголоса, словно боясь потревожить не отлетевшую еще душу. В любое время суток можно было слышать рыдания Надежды Константиновны, причитающей: «Ангел мой, ангел, на кого же ты меня покинула?» Тело выставили в гробу в большой зале, и оттуда по всему дому распространялся характерный запах свечей, хвои и ладана.

– Я больше не выдержу, Алексей, – сказал Гоголь под вечер второго дня. – Мы должны уехать.

– Куда? – осведомился Багрицкий. – И как это будет воспринято городничим? Он сочтет это невежливым поступком, а может, и оскорблением. Думаешь, после этого нас долго будут терпеть в городе?

– Эта похоронная атмосфера действует мне на нервы.

– Мне тоже. Но придется потерпеть. Хотя бы ради бедняжки. Она умерла ради того, чтобы мы напали на след. И теперь у нас есть зацепка.

Беседа проходила в комнате Гоголя, куда слуги принесли разных холодных закусок и солений. Про хлеб они забыли, а идти искать не хотелось.

– Зацепка! – повторил Гоголь с мрачной иронией. – Недалеко же мы продвинулись за неделю с лишним. Кто этот уездный чародей, воскрешающий мертвых? Как до него добраться? Сам знаешь, Алексей, правды от здешней публики не добьешься.

– Сердце мне подсказывает, что скоро мы все выясним, Николай, – сказал Багрицкий. – Это как в разведке. Часы идут, ты изнываешь от бездействия и готов выкинуть черт знает что, лишь бы нарушить проклятую неопределённость. Но вот ты себя переломил и продолжаешь сидеть в засаде, и вдруг госпожа Удача улыбается тебе благосклонно.

– Да ты поэт, Алексей! – воскликнул Гоголь, приятно удивленный красноречием товарища.

– Нашим драгунским полком командовал в Польше сам Денис Давыдов, – похвастался Багрицкий. Вот на кого я равняюсь. Прочитать тебе что-нибудь?

Отказаться было невозможно. Но стук в дверь избавил Гоголя от необходимости слушать стихотворения товарища. Явился Виктор, осунувшийся, повзрослевший, с синими кругами вокруг глаз.

– Я пришел сообщить вам нечто крайне важное, господа, – произнес он, не пожелав занять придвинутый ему стул. – Когда моя милая сестра была... была... – он сглотнул, пропустив окончание, и товарищи не стали просить его уточнять, что он имел в виду, – я слышал, как вы расспрашивали всех про мертвые души, – продолжал Виктор. – Они вас по-прежнему интересуют?

– Еще как! – подтвердил Багрицкий, оседлавший стул таким образом, как если бы немедленно собрался скакать куда-то верхом. – Не испытывайте наше терпение, юноша!

– Я скажу вам, – пообещал Виктор. – Но за это вы должны пообещать мне одну вещь, господа.

– Какую? – воскликнули они одновременно.