Гнёт. Книга 2. В битве великой

Среди бедноты старого города часто звучало слово "большевой". Никто точно не знал его значения. Но оно было понятным, близким сердцу, сливалось с образом трудового человека. Люди верили тому, что говорил русский рабочий. И бывало, устроив очередной "гап", то есть разговор, узбеки через Рустама приглашали из мастерских русских рабочих.

Частым посетителем этих собраний стал Саид-Алим. Хитрый и дальновидный, он быстро разведал расстановку сил и определил, на какую сторону склонится чаша весов в будущем. Втихомолку продал обе дачи, свернул торговлю, а деньги перевёл в Яркенд, где родственник приобрёл для него большое имение. Когда начались восстания против мобилизации на тыловые работы, Саид-Алим заявил в кругу торговцев:

— Я отправляюсь в хадж. Продлится он, как обычно, не менее трёх лет…

— А как же ваша семья? — подозрительно глядя на него, поинтересовался Ишан-Ходжа.

— Дети у меня маленькие, призыву не подлежат, семью пошлю к родственнику.

Поэтому никто не удивился, когда вереница арб, нагруженных кладью, с людьми, восседающими сверху, со скрипом тронулась в дальний путь. Арбакеши были заарендованы до Таласа. Этот мирный караван сопровождали десять джигитов из молодых слуг Саид-Алима. Сам он остался в Ташкенте. Чего-то выжидал. В начале марта разнеслась весть об отречении от престола Николая. Саид-Алим созвал своих многосемейных рабочих, сказал:

— Я уезжаю в святые места. Хадж продлится три-четыре года. Здесь у меня остаются некоторые запасы продуктов и топлива. Переселяйтесь со своими семьями, пользуйтесь запасам и и оберегайте имущество до моего возвращения.

Поражённые великодушием богача, люди низко кланялись, прижимали руки к сердцу:

— Да будет благословен твой путь, бай!

— Будь покоен, всё сбережём.

— Твоё доверие подобно твоей щедрости…

Весть об отъезде Саид-Алима разнеслась по старому городу не сразу. Только на пятый день узнал об этом Ишан-Ходжа. Призадумавшись, спросил у своего горбатого любимца:

— А не последовать ли нам его примеру? Человек. Он хитрый, что-то пронюхал…

— Что вы, что вы! Разве можно оставить народ без вашего разумного слова?

— Скажи, суетливый, кому ты служишь?

— Вам, уважаемый! Вам, защитник веры, служитель великого пророка Магомета. — А про себя подумал: "И англичанину, он хорошо платит".

В железнодорожных мастерских рабочие горячо обсуждали историческое для России известие: Николай Второй отрёкся от престола, вся власть перешла в руки Государственной думы.

— Манжара идёт, что-то он знает, — пронеслось по цеху.

— Как не знать, председатель рабочего комитета…

Немолодой мужчина, с крупной лысеющей головой и пышными усами над упрямо сжатым ртом прошагал торопливо по цеху, бросил на ходу:

— Ребята! Будет митинг. Собирайтесь во дворе.

Разговоры затихли, цепочка потянулась к дверям.

Двор уже заполнили рабочие пассажирского депо и паровозной бригады.

На трибуну поднялся студент Бельков. Он служил техником в городской управе и принадлежал к партии социал-демократов. Бельков сообщил, что вчера рабочая делегация явилась к городскому голове Маллицкому, желая выяснить, что происходит в Петрограде.

— И вот, товарищи, что получилось: Николай Гурьевич позвонил генерал-губернатору Куропаткину, просил принять рабочих делегатов. Получил разрешение и вместе с нами направился в Белый дом. В приёмной нас ожидал Куропаткин, внимательно выслушал и говорит:

— Телеграмма действительно получена, но надо проверить факт. Я сделал запрос в военное министерство.

Мы стали возражать:

— Это затягивает дело, пора приступать к организации управления. Куропакин ответил:

— Советую не торопиться!

Ну что с ним говорить? Плюнули и ушли. А на улицах народу тьма. Все с красными бантами на груди. Всюду митинги. Оказывается, Михаил тоже отрёкся, не пожелал царствовать. Власть у Государственной думы. А там Родзянко с Милюковым работают, да Керенский надрывается, речи говорит…

Слушал Аристарх, а сердце горело, не вытерпел, взбежал на трибуну.

— Товарищи! Какие могут быть переговоры с царским генералом! Народ должен взять власть в свои руки. Пора организовать Совет рабочих депутатов.

Буря рукоплесканий покрыла его слова. Стали называть фамилии люден, которым доверяли.

— Манжара!

— Ляпина давай!

— Казаковых братьев! Не выдадут рабочий класс!

— Колесникова! Дельный парень!

— Паровозчика Гололобова!

Совет был избран. Ему поручили связаться с городскими организациями и держать рабочих в курсе событий.

К Совету рабочих депутатов, в основном большевистскому, примкнули многие интеллигенты. Одни — беззаветно преданные идеям Ленина, другие "шатающиеся".

К первым принадлежали конторщик, сын рабочего депо Степан Теодорович и петербургский студент Казимир Голятовский.

Голятовскому железнодорожный Совет рабочих депутатов поручил выступить в зале Городской думы на собрании служащих. Меньшевики, захватив трибуну, ратовали за войну до победного конца, за привлечение в ряды правительства либералов, людей с именем, вроде члена Государственной думы Наливкина.

Присутствовавший здесь Аристарх подтолкнул локтем Голятовского, указал глазами на горбатую женщину-оратора.