В небольшом дворике старого города под густой виноградной лозой, раскинувшей свои узорчатые листья над глиняным возвышением, сидели Арип и Рустам. Рядом у арыка Камиля обмывала холодной водой заплаканное лицо.
— Не дам сына! — говорила она сквозь слёзы. — Где это видано, чтобы шестнадцатилетний мальчик шёл на войну! Зачем, отец, вы позволили записать его…
— Э, беспокойная… — проговорил Арип. — Разве те, что ходят по дворам составлять списки, понимают что-нибудь… Им приказали всех переписать.
— Но Кадыр не живёт у вас, гостил только.
— Говорил я. Не слушают.
Издали донёсся гул голосов. Сидевший на крыше Кадыр крикнул:
— О-ёй! Людей-то! И старики и женщины… Все направляются к полицейскому участку… Полицейских бьют…
Камиля схватила свою паранджу и кинулась за калитку.
— Куда ты? — попытался остановить жену Рустам, но она даже не оглянулась.
— Боюсь, наделает глупостей Камиля, — покачал головой старик. — Ещё арестуют…
Рустам встал, снял висевшую на сучке виноградной подпорки рабочую куртку.
— Пойду выручать…
… Камиля пробежала мимо дома купца Саид-Алима, ворота были приоткрыты. Старик сторож крикнул:
— Скажи народу, женщина, что могут сюда спрятаться, если начнут разгонять казаки.
Камиля присоединилась к толпе, когда та уже ломилась во двор полицейского участка. Мужчины и женщины колотили палками и камнями закрытые ворота.
— Отдайте списки!..
— Почему не берёте детей богатых?!
— Не дадим на войну своих детей!
Камиля, расталкивая женщин локтями, протиснулась вперёд, к забору.
— Богачи за деньги продают наших детей начальству!
— Не дадим сыновей!
— Не пойдём на тыловые работы, лучше здесь смерть!
Раздался выстрел, и вслед за ним стон женщины.
— Бей полицию! — крикнула Камиля и кинула камень. Как он оказался в её руках, она не помнила. Следом полетели сотни булыжников. Гремели под ударами ворота, звенели разбиваемые стёкла окон.
Вдруг с гиком, на рысях, из переулка вынырнул казачий разъезд. Раздался залп поверх голов. Толпа замерла.
— В нагайки! — скомандовал урядник.
Казаки начали избивать людей, тесня их конями. Женщины отхлынули назад, и Камиля осталась одна на тротуаре. Лошадь сбила её с ног. Бородатый казак занёс нагайку, чтобы полоснуть свою жертву. Но не успел. Чей-то кулак ударил его по руке. Это Рустам подоспел жене на помощь. Он подхватил Камилю и вынес её в переулок. Перед ними гостеприимно открылась чужая калитка и, впустив, тотчас же захлопнулась.
— Бегите, дети, к соседям, вот через этот лаз.
Едва они успели нырнуть в дыру, как в калитку забарабанили казаки.
Камиля и Рустам уже бежали по отдалённой улочке. Потом окраиной нового города добрались благополучно домой. Возле дома Рустам, спросил:
— Что, баба-богатырь, будешь ещё бунтовать?!
Она внимательно посмотрела на него. Усмехнулась:
— Буду. Муж выучил…
— Что?! Откуда такие слова?
— Откуда… Разве я не знаю, что ты и твои друзья бунтовщики? Знаю, хотите царя прогнать…
Рустам только покрутил головой.
Во дворе их встретил Кадыр.
— А у нас гость! — радостно объявил мальчик, — Ильгар пришёл… Собирает груши…
Из-за угла постройки появился юноша в солдатской форме. В руках он держал фуражку, наполненную спелыми янтарными грушами.
— Люблю медовые… — сказал Ильгар по-русски и засмеялся.
Все расположились на айване. Двенадцатилетия я дочка, любимица Рустама, принесла лепёшки, чай и дыню.
— А Ильгара на войну берут… — заявил Кадыр.
— Когда отправляешься? — поинтересовался Рустам.
— В конце месяца уходит наш стрелковый полк, Алёша уже ротой командует.
— Кругом горе, кругом беда… — проговорила задумчиво Камиля.
— Встретил я горца вчера на базаре, — рассказывал Ильгар. — Пришёл на заработки, но главное поручение ему дали старики — узнать, как у нас. Крепко ли держатся русские? В горах Сабир, Черпая Душа, распустил слух, будто Германия победила русских, все войска ушли из Туркестана. А в Чиназе уже объявился хан, зовёт: "Пора вырезать всех русских".
— Вот негодяй! А ты правду разъяснил горцу?
— Конечно. Но он и сам многое видел.
— Чиназ-то усмирили. Хан этот сдался и привёз с собою русских пленниц. А всё-таки на станции много железнодорожников успели побить.
Антонида сидела в столовой в небольшом кресле и не услышала шагов на террасе. Вошёл Изветов. Его осунувшееся лицо было спокойно, только в глубине глаз затаилась забота и боль.
Он подошёл к жене, откинул её голову и бодро проговорил:
— Я вижу на ресницах слёзы… Что это! Моя Анка упала дулом?
— Тяжко, Евгений, очень тяжко! Опять кровь. Опять муки, страдания…
— Что делать, борьба "жертв искупительных просит"… Крепись же, моя сильная, гордая Анка.
Он нежно обнял жену, поцеловал её. Спросил обычным спокойным тоном:
— А отец ничего не пишет?
— Это тоже угнетает. Ты уезжаешь, а он ищет где-то где-то своё утерянное счастье.
— Как это случилось? Почему Виктор Владимирович вдруг умчался?