Гнёт. Книга 2. В битве великой

А сестрица из угла шагнула к самому главному. Глаза горят, лицо словно снег…

— Я с жалобой обращаюсь! Неделю больных не отправляют в тыл. Кормить нечем, медикаментов нет…

Посмотрел на неё сиятельный, усмехнулся:

— Вам, сестричка, в обществе блистать надо. Такие губы только целовать, а вы возитесь с солдатнёй.

Смотрим, всегда ласковая, тихая, а тут загорелась вся гневом.

— Вы!.. За вас несчастные солдаты кровь проливали, страдают… Для них состава нет. А возить ваше шампанское и вашу кухню да генеральские трофеи — на это составы находятся…

Батюшки, что тут было! Вся свита засуетилась, а командующий орёт:

— Взять под арест! В карцер! Назначить полевой суд! Расстрелять!..

Тут солдаты как зачнут кричать: кто ругается, кто подушкой, кто туфлей кидает. Смыло всё начальство, словно волна слизнула, но и сестрицу нашу увели.

— Что же дальше было? — У Ронина прыгали губы, дрожали руки.

— На другой день слышим: командующий не уехал, ждёт суда. Хочет поглядеть на расстрел. Ан вышло-то совсем по-другому. Карцер-то был при штабе. Вот на другое утро, как по команде, все больные, все санитарки и обслуживающий персонал пришли в штаб. Поглядел бы ты! Кто с костылями, кто с повязанной головой, у кого рука на перевязи, кого двое санитаров волокут под руки. Да, друг, любит русский народ правду и встаёт за неё стеной…

— Дальше, дальше… — торопил Ронин.

— Эх, сердечный! Дальше-то что было… Выскочил сам командующий. Опешил.

— Освободи сестрицу! — кричат раненые.

— Не дадим в обиду!

— Добром пришли… Освободи!

Он как заорёт:

— Вызвать караульную команду!

Вывели, значит, десяток солдат, построили, ружьями бряцают. А наши:

— Эх ты, гад этакий! На немца идти в бой тебя нет, сидишь в вагоне, вино хлещешь, а раненых воинов расстреливать!

— Стреляй, гадина!

— Придёт на тебя управа!

— Сотрёт вас народ! Паразиты…

Ну, он осатанел:

— Стрелять!

А солдаты вместе с караульным офицером ружья со штыками на изготовку, да как повёрнут и на него.

— Уходите, ваше высочество, — говорит офицер. — Сегодня ваш племянник отрёкся от престола. Телеграмму на телеграфе люди читали…

Мы все тут: "Ур-ра! Свобода! Долой паразитов!"

Ну он и уехал не солоно хлебавши.

— А сестрица!

— Что сестрица… Мигом освободили. Да она на ногах не держится. Говорят: тиф. Ну её санитары подхватили и на носилках в госпиталь.

— А дальше?

— Да я-то уже мог двигаться. Не захотел возвращаться. Шутка ли, царя скинули. Потащился в свою часть, а часть отступает. Так с ней и ушёл. Пора было, над городом рвались снаряды. Слыхал я, лазарет разбомбили.

Потрясённый рассказом, Ронин лежал недвижимо.

— Аль плохо тебе, родимый? — забеспокоился бородатый.

— Сестрицу… убило снарядом?.. — едва слышно спросил он.

— Сказывают, от госпиталя воронка одна осталась. Да никак, сердечный… уж не родня ли она тебе?

— Жена…

— Воля божья. Уж такой-то дорогой человек была…

* * *

Бурные дни переживал Ташкент в сентябре 1917 года. Туркестанский комитет Временного правительства вёл неустанную борьбу с Ташкентским Советом рабочих и солдатских депутатов, стремясь подорвать его авторитет среди народа, физически уничтожить руководителей рабочего класса. Устраивались налёты на Дом Советов, делались обыски, погромы. Членов Совета бросили в тюрьмы. В знак протеста железнодорожники объявили забастовку. По тревожному гудку 19 сентября 1917 года остановились все паровозы, перестала работать городская электростанция, прекратили движение трамваи. После митингов рабочие разошлись по домам.

Город погрузился в тишину и темноту.

Эшелон генерала Коровиченко подошёл к ташкентскому вокзалу. Едва солдаты начали выгружаться, как на перроне появились рабочие. Они заводили дружеские беседы, пытались вызвать прибывших на откровенный разговор. Солдаты молчали, настороженно приглядываясь к собеседникам. Они явно не доверяли им.

Аристарх, потолкавшись среди солдат, прошёл в конец поезда, где заметил санитарный вагон. Каково было его удивление, когда дверь отворилась и на площадке появился Ронин с небольшим чемоданом в руке. Он был худ и бледен. Сбритые во время болезни волосы отросли и кудрявились.

— Виктор Владимирович! Как это вы с карателями пожаловали? Воевали?

— Было немного! Ну, здравствуйте!

Они обнялись. Аристарх забрал чемодан.

— Рассказывайте!

— Расскажу потом. Сейчас о главном. Временное правительство падёт не сегодня-завтра. Керенский безумствует, делает глупости. Этим солдатам в Петрограде наговорили чёрт знает что.

— То-то они зверем смотрят…

— Там им внушили, что Советы рабочих и солдатских депутатов — это шайка разбойников. Грабят мирное население, расстреливают мирных жителей и хотят свергнуть законное правительство.

— Вот ведь гады! А вы сделайте-ка у нас сообщение.

— Завтра. Сегодня домой, только что после сыпняка. Отдохну.

— Как вы доберётесь? Извозчиков-то нет.

— Доберусь. На санитарной повозке и доберусь. У меня с медиками дружба.