Я чувствовал, как по моему лицу растекается выражение непонимания.
– Как я могу найти то, за чем он пришел? Разве Отум не забрал это с собой?
– Это оно его забрало, – возразил Миико и неспешно побрел сквозь заросли прочь от меня.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь… чтобы он ответил мне так, как ответил бы раньше – с его неуверенными интонациями, с его косноязычием. Но я только спросил:
– Ты видел Белую Женщину?
– Нет, – Миико остановился, но не развернулся ко мне. – Только девочку, Элейну.
– Где она?
– Спряталась, – ответил он, помедлив. – Она все время поблизости. Сбивает меня с пути…
– Как сбивает с пути, Миико?
– Куда бы я ни шел, я прихожу к колодцу… он там, в лесу. К востоку от деревни. Но мне не нужен колодец. Я не она.
(как ты можешь быть в этом уверен, Миико?)
Он оставил меня одного. Некоторое время я тупо пялился ему вслед. Затем медленно осмотрелся. Когда еще я чувствовал такую растерянность? Каждую мою мысль немедленно обволакивал белый туман, в котором она теряла четкость. Да, я могу вспомнить карту, нарисованную на листке из блокнота, квадратик за грядой домов, который Отум пометил крестиком. Вероятно, там располагалось то, что он искал в Долине. То, что непременно должно быть уничтожено, если верить Миико. Но что мне карта, когда я не имею понятия, где нахожусь? В какую сторону ни посмотри, все одинаковое. Серые деревья, серая земля и серое небо поверх. Я снова потер воспаленные слезящиеся глаза. Миико сказал, что сегодня мы умрем. Неприятно признавать, но, возможно, так оно и будет.
(Ну же, иди)
Я прижал к груди свою несчастную израненную руку, поддерживая ее здоровой. Боль была сильной, но пульсация в ране замедлилась. Надо все-таки обмотать ладонь чем-то. Ага. Приложу подорожник, и все заживет.
(я не знаю, куда мне идти. С тем же успехом – нулевым – я могу просто оставаться здесь)
(но кто-то же знает)
Кто-то… как бы мне отыскать его среди тысяч других?
Я двигался вперед упрямо и бездумно, надеясь уловить чью-то уверенность среди растерянности и страха – моих или меня окружающих. В страшилках рассказывалось, что в Долине обитают призраки. Может быть, они пьют энергию из нас, живых, иначе как объяснить, что они становятся сильнее, в то время как мы слабеем и слабеем. Они больше не таились, говорили все одновременно и громко, и их голоса смешивались в утомительный гул.
(черный провал, он был, я еще помню)
(заберите меня отсюда)
Даже если я расскажу, мне никто не поверит.
До чего же сложно думать. В голове клубится туман, но это, наверное, хорошо, потому что в своем отупелом состоянии я даже боль воспринимаю приглушенно. Будто она и не моя вовсе.
«Ты веришь в эту историю о богине?» – отчетливо донеслось до меня.
По-настоящему отчетливо. Слишком реально на этот раз. Неужели… люди? Мне кричать «ура»? Я мечтал повстречать настоящих людей среди этой пустоты… но теперь уже нет.
«Надо же людям как-то объяснять существование этого места».
«Ты хитрый человек. Какой вопрос не задай, никогда не получишь прямой ответ».
Голоса приближались. Я оглянулся и увидел двоих, шагающих в моем направлении. Мне припомнились еще недавно услышанные от Миико слова: «Они повсюду». Тогда я усомнился, что кроме нас троих в Долине физически присутствует кто-то еще. Также Миико упоминал, что они опасны. Теперь я верил ему. Я попятился к кустам, с громким шорохом сминая ветки. Присел на землю, пригнулся, притворился невидимкой. Двое приближались… Я затаил дыхание.
Они должны были заметить меня: лысеющие кусты не лучшее укрытие. Но не замечали, хотя остановились напротив, продолжая разговор. Я мог бы протянуть руку сквозь решетку прутьев и дотронуться до них. Один походил на студента – долговязый, нахальный на вид, с торчащими иглами волосами, выкрашенными в ядовито-оранжевый цвет. Он был одет по-летнему легко, тогда как его собеседник кутался в свитер, шмыгая опухшим, красным носом. Из-под больших очков на щеки простуженного стекали мелкие слезы. Кроме как своей простудой, более второй тип ничем не привлекал к себе внимание. Никакой на вид.
Оранжевый пожал плечами.
«Правдива эта байка или нет, какое мне дело? Все равно».
«Мне тоже», – сказал тот, что простужен и в очках, и зарылся носом в большой клетчатый платок. Сразу стало ясно, что он соврал. Растерянный взгляд его мутно-серых глаз, увеличенных очками, уперся в меня, просачиваясь сквозь. Он действительно меня не видел! Меня захлестнула ледяная волна, и мои руки задрожали так же, как руки простуженного.
Скомкав платок, простуженный убрал его в карман своих мешковатых брюк, прежде чем робко заметить:
«Все же, если это территория чужого божества, стоило ли нам приходить сюда со своим?»
«Руурх сотрет богиню в белую пыль», – залыбился оранжевый, явно не воспринимая тему разговора всерьез.
«Я слышал, здесь видели призраков».
«Некоторые люди любят потрепаться о встречах со сверхъестественным. И что?»
«Ничего. Только я действительно что-то видел. Или почувствовал».
Оранжевый ухмыльнулся.
«Так видел или почувствовал?»