Я рассматривал Отума в немом удивлении. Его жесткое лицо расслабилось, губы подергивались от щекотания всех этих слов, которые стремились стать высказанными.
– Хотя правду о нем в школьных учебниках не пишут. Они попытались уничтожить его жизнь, заменив ее враньем. Отреклись от того, кому вечно должны были быть благодарны за то, что он поднял Ровану с колен.
Мне наконец удалось вспомнить, несмотря на то, что каждое последующее слово Отума все больше сбивало меня с толку. Гардата был тираном из далекого прошлого. Кажется, в итоге он совсем поехал крышей, и собственным союзникам пришлось его ликвидировать. Даже если Гардату действительно оболгали и выставили злодеем, едва ли Отум мог знать, что там в действительности происходило, века назад. Кроме того, я обратил внимание, что Отум называет нашу страну «Рована» вместо «Ровенна», что, насколько мне было известно, являлось отличительной чертой радикальных ровеннских националистов.
– В юности он бродил по Роване со сворой приятелей, ради него готовых перегрызть глотку любому – стая ублюдков, которая позже подчинит себе мир. Я уверен, он с ними со всеми трахался, – ухмыльнулся Отум. – Однажды они пришли в верховный замок Закатонн, убивая всех, кто пытался их остановить. Гардата Горо сам лично отрубил голову бесхребетнику, занимавшему трон. До сих пор, когда я касаюсь пола в том зале, я ощущаю склизкость крови никчемного Лаула.
Захватив власть, Гардата начал править железной рукой. Он подчинял противников и уничтожал неугодных. Он вел нашу страну к славе по крови, но то была оправданная кровь. Никто не мог одолеть его, потому что у него был амулет, дающий ему огромную силу и защищающий от поражений в битвах … Великие времена настали для Рованы после долгого больного сна. Великие…
А теперь все в прошлом. Былые достижения опорочены или стерты из людской памяти. Ты не представляешь, в какой лживой стране мы живем. По нашей земле протекли потоки крови. Оставленные ими багровые полосы тщательно замыли позже, но кровь не отмывается полностью. Ее запах… вдохни его, – Отум рассмеялся, и я вдруг осознал, что отклоняюсь от него, едва не заваливаясь назад. – Вся информация, что поступает нам, проходит сквозь мелкое сито. Например, вся эта телевизионная болтовня о нашем присутствии в Кшаане. Мы строим для них школы. Мы строим для них больницы. Мы относимся к местному населению снисходительно. Мы так благородны, помогаем убогим. Тогда почему кшаанцы нас ненавидят? Потому что в их генетической памяти еще живы воспоминания, как Гардата спустил на Кшаан своих солдат, и тот, изрезанный до костей, залитый кровью и едва живой, стал нашим, потому что не то что сопротивляться – ползать не мог. Однако после подъема на вершину холма мы двигались только вниз. Кто в современном мире считает нас угрозой? Никто. Но мы еще воспарим к былому величию. Потому что Гардата вернется… во мне.
– Ты сдвинулся, Отум, – свирепо огрызнулся я. – Впервые слышу всю эту альтернативно-историческую херню.
Холодный взгляд Отума поймал мой взгляд.
– Разумеется, впервые, – согласился он. – Это тихий омут. С берега он выглядит так безмятежно.
– Больше не желаю выслушивать твой поток словесной рвоты, – отрезал я.
Отум встал, и я поднялся тоже, отчего-то остро ощущая свою ничтожность. Пара минут разговора, и Отум так меня взбаламутил, что я пошатывался, как после прогулки по штормовому морю в утлой шлюпке. Что за бредовые россказни? Страна с фальшивым прошлым. Искажение и утаивание фактов. Ложь, хранимая веками. Ага, и еще тайная-претайная организация – должен же кто-то курировать все это мракобесие.
С такими идеями наживешь паранойю. Отум вон уже тронулся.
– Вставай, – приказал Отум Миико. – Хватит разлеживаться.
Носком кроссовки он ткнул Миико в голень, но Миико как лежал, так и остался лежать. Отум пнул его еще раз, теперь сильнее. Я подошел, оттолкнул Отума и, склонившись над Миико, позвал его по имени. Никакого результата. Странно же он спал: весь сжался, лицо бледное. Дышит, не дышит, не разберешь. Опустившись возле Миико на колени, я похлопал его по щеке. Кожа Миико была прохладной и влажной.
– Миико! – крикнул я, и мне стало до того страшно, что в голове зашумело. – Миико!
Я схватил его за плечи и тряхнул. Голова Миико мотнулась на расслабленной шее. Все для меня вдруг заслонил сумрачный свет, непрозрачный и серый, цвета пыли, в то время как ватная тишина заглушила все звуки. Что-то вдарило мне в ребра, с такой силой, что я завалился на бок и перевернулся на спину. Сквозь серый занавес прорезались острые листья, вздрагивающие на ветках надо мной.
– Придурок, – сердито сказал Отум. – У тебя мозг съехал с вещами? Ты эдак сам его прикончишь.
Я приподнялся и увидел Миико, сонно хлопающего глазами.
– Что это сейчас было? – осведомился Отум.
Я без единого слова поднялся, отряхнулся, забросил на спину рюкзак и прошел к тропе. Я и сам мог бы уже тридцать раз задать этот вопрос. И получил бы тот же ответ – молчание.