Гнилое яблоко

Я посмотрел на листок, лежащий на бедре Отума. Бумага потертая и грязноватая, но качественная. Линии, проведенные синим карандашом. Наш путь отмечен жирной уверенной чертой. Дома грудой впереди. Чуть пониже от них дерево, похожее на маленький веник – художественные таланты Отума оставляли желать лучшего. За домами маленький квадратик, пересеченный крестиком, к которому Отум пойдет один. Еще выше бледно-красные буквы, напечатанные типографской краской. Я присмотрелся – Л.Т. Этот лист был вырван из дорогого блокнота, возможно, даже сделанного на заказ. Тогда буквы – это инициалы владельца. На всякий случай я запомнил их.

– Не старайся, – ехидно заметил Отум. – Инициалы не мои, клянусь.

– Чьи тогда?

– Ты его не знаешь.

– Миико, – позвал я. Тот не откликнулся. Я приподнялся и увидел, что глаза Миико закрыты. И тогда я шепотом спросил:

– Как тебя зовут, Отум?

– Смешной вопрос. Отум.

– Это не настоящее имя.

Отум вздернул верхнюю губу.

– Я считаю это имя настоящим. Мне нравится его звучание. Отум. Глухо, как удар в живот.

– Никто не считает настоящим, кроме тебя, – приглушенно бросил я.

Глаза Отума похолодели, и я понял, что нашел его болезненную точку. Но самое глупое для меня сейчас – давить на нее.

Все же я приподнял рукав его футболки.

– Это – твое имя?

Колючими неровными буквами: «Гардата». Похоже, он сделал татуировку сам. Узнаю руку мастера.

Отум не спешил с ответом.

– Это тоже не твое имя, – решил я, подумав.

– Нет, – осклабился Отум.

Заточенные клыки придавали его улыбке что-то звериное. Он был похож на волчонка, скалящегося, играя. Но что Отум способен кусаться, как взрослый волк, я не сомневался. В изгибе его верхней губы проявлялось высокомерие, но нижняя была полной, чувственной. Мне вдруг ужасно захотелось провести по ней языком.

– Это имя единственного человека, который что-то значит для меня, – после эффектной паузы заявил Отум, как всегда, напуская туману.

Мне не понравилось это заявление. Чересчур категоричное. «Единственный значимый человек». Ха. Я знал, что тоже значу для него что-то. Наглые, с металлическими искорками, глаза Отума вперились в мои, настаивая: «Спроси, спроси». Я спросил, но не о том, и успел заметить его поспешно спрятанное разочарование.

– Начисто лишен любопытства, – криво усмехнулся Отум.

– Отчего же. Просто собственное будущее волнует меня больше твоего прошлого. Итак, что это, Отум?

– Неужели ты думаешь, что я отвечу тебе прямо? Это что-то, что должен получить я и никто другой. Признаю, мой ответ малосодержателен. Можешь попытаться угадать.

Ага. Тыкать пальцем в небо.

– Это предмет?

– И да, и нет. То есть, это не просто предмет, – задумчиво ответил Отум. – Как вещь это имеет определенную ценность. Но меня интересует… нематериальная часть.

Наверное, если я засыплю его ворохом вопросов, мне удастся догадаться, что это. Но в голове как назло было пусто, точно в прохудившемся ведре.

– Ладно, – буркнул я. – Проехали. Тебе просто нравится вытрахивать мне мозги, Отум.

Отум рассмеялся.

– Сойдет для начала.

Странно, но его замечание не вызвало у меня чувства протеста.

– Второй вопрос, который по хронологии первый – что ты натворил в Рарехе?

Отум по-кошачьи прикрыл глаза, рассматривая свой серебряный перстень.

– Предположим, – начал он вкрадчиво, – я ударил человека. Сильно ударил.

Так. Еще не самое худшее, что я мог от него услышать.

– Зачем?

– Чтобы помешать ему забрать то, что должно принадлежать мне. Но главная причина – он заметил меня, когда я пробрался в его дом. Мне требовались некоторые дополнительные сведения. Ему не повезло застать меня врасплох. Можно было бы и обойтись, но я ударил его, так уж получилось. Когда я ушел, он лежал на полу без сознания.

С каждым его словом в моем животе повисал следующий кубик льда.

– Об этом человеке ты говорил с кем-то по телефону возле забегаловки?

– Да. Я позвонил в больницу. Сообщил его адрес. Они подобрали его, и все нормально, я думаю, – Отум отвлекся от перстня и, сорвав травинку, начал лениво ее жевать.

– Как ты спокоен. Он мог и умереть.

– Мог, – согласился Отум. – Какая разница? Он старый. И у меня есть серьезные основания, чтобы считать его достойным куда более болезненной смерти.

Я раздраженно поморщился.

– Считаешь, ты вправе решать, кто заслуживает смерти? А заодно и самолично осуществлять казнь?

Отум перестал жевать травинку и удивленно покосился на меня.

– Да, – легко произнес он, после чего я взорвался.

– Отум, – прокричал я шепотом, – неужели ты так просто можешь убить человека?

– А чего в этом сложного?

Фальшь в его голосе порезала меня, как ржавая жесть, оставив инфекцию в ране. Пару секунд мы молча рассматривали друг друга. Отум удивил меня: он вдруг раскрылся, как дверь. Его желание рассказать было непреодолимым, но я не хотел его слушать.

– Этот человек, Гардата… – начал Отум, и в его глазах запрыгали бешеные огоньки. – Ты наверняка слышал его имя. Вспомнишь, если покопаешься в мозгах. Уверен, ты хорошо учился, мальчик. Что тебе говорили на уроках истории?