Гнилое яблоко

И он пошел. Не позови я, он остался бы сидеть на берегу вечно?

Мы сделали на завтрак бутерброды и кофе (я заметил, как поморщился Отум, заглянув в почти пустую банку). Миико не хотел есть и согласился только на пару печенюшек. На лице Отума иногда проступало виноватое выражение, и неуправляемость собственной мимики его явно смущала; если бы что-то сейчас могло рассмешить меня, я бы рассмеялся.

Еще три дня.

Миико стал странным. Может, он всего-то не выспался? Но, когда я смотрел в его бледное лицо, я не мог объяснить это оцепенение простой сонливостью. Отум… что я знаю о нем? Почти ничего. Его поведение настораживает. Что гарантирует, что за эти три дня он не съедет окончательно и не начнет бегать за нами с ножом? Осознание собственной нормальности должно было меня успокоить… но что-то мне не осознавалось.

Три человека… и не знаешь, за кого (кого?) из них больше опасаться. Потому что в себе я тоже не был уверен.

Я пил кофе и не чувствовал вкуса. Бледно-розовое утро выцвело и стало призрачно-бесцветным. И я подумал: ну надо же, за все проведенное здесь время не слышал ни одной птицы.

Насекомых тоже почти нет, заметил я позже, когда мы гуськом шли по едва различимой, иногда совсем пропадающей тропе. Ладно, паук сплел паутину, да комары оставили на мне пару укусов, но все равно живности подозрительно мало. Вокруг трава, кусты, деревья, безлюдье. Обычно в таких местах зверье так и шмыгает – то мышь метнется, то ящерица промелькнет. А здесь тихо, только ветер прошелестит листьями, и все.

(и музыка)

Я попытался разговорить Миико, но он отвечал односложно и с неохотой, и я отстал от него. Одно не давало покоя: жар, поднявшийся у него вчера, означал, что тело Миико борется с чем-то. Борьба завершилась, и теперь мне очень хотелось бы знать, кто победил.

Вода, купленная в магазине, закончилась, и Отум набрал воды из озера. «Прокипятим», – сказал он. Я вспомнил гладкую поверхность озера. Мне было бы легче, будь оно затянуто листьями кувшинок и обжито лягушками.

Уверен, сегодня нас ожидает очередной дождь. Не ливень, но мелкий занудный дождичек, сыплющийся с белого неба. Это не радовало. Я осознал, что жду дождя с какой-то обреченной мукой. И откуда эта давящая усталость? Как будто валуны всю ночь таскал. Изнеможение даже в кончиках пальцев. Неужели я всегда выдыхался так быстро? Вроде нет.

Иногда я встречался взглядом с Отумом.

(может, сегодня он хоть что-то прояснит?)

Отум был настроен на меня, как я на него, был рядом здесь и сейчас, тогда как Миико витал в облаках и не хотел возвращаться ко мне на землю. Как все перевернулось – мой враг становился все ближе, но моего друга я едва ли мог назвать другом.

Будь я умнее, я бы бежал прочь отсюда.

12. Гардата

Конечно, это Миико пожаловался, что устал. Вернее, уведомил нас безразличным тоном. Солнце висело высоко, полдень, но Отум молча свернул к деревьям и сел на траву.

Хорошо, что Миико сдался первым. Я уже понимал, что Миико для Отума немногим важнее пустоты, но Отум относился к нему снисходительно, в то время как от меня только и ждал проявлений слабости, чтобы наброситься с язвительными комментариями. Вечное стремление Отума пинать меня необъяснимо, так же как и мое терпение по отношению к Отуму.

Я свалился под деревьями, а минутой позже свалился бы где угодно. Ноги отказывались нести меня дальше. Да что такое? Никогда в жизни не чувствовал себя настолько отвратно.

Отум выудил из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его, всматриваясь в нарисованные на нем каракули.

– Там дальше должны быть дома.

– Дома? – удивился я. – Здесь кто-то живет?

– Пытались. Дома давно заброшены.

По угасшей во мне искре надежды я понял, что хотел бы наконец добраться до людей. Странно. Жизнь в Рарехе приучила меня видеть в людях главным образом источник потенциальных неприятностей.

– Когда дойдем до домов, можете расслабиться. Там я заберу то, что мне нужно, и идем обратно.

Заберешь что? Я посмотрел на Миико. Тот лежал спиной к нам, свернувшись в плотный клубок. Об обеде никто не вспоминал. У них тоже подступала тошнота к горлу при одной мысли о еде? В моей голове настойчиво звенела мысль, что я отравился водой. Может вода в озере быть ядовитой? Если нет, то что отравляет меня? Мне плохо, и это не просто усталость. Я вытянул руки – пальцы дрожат, ногти посинели.

Если подумать, то и у Отума вид неважнецкий, но он так держится, что не поймешь, притворяется он или действительно не замечает перемен в своем состоянии.

– Где же это гребаное мертвое дерево, – пробормотал Отум. – Либо мы его прошли и не заметили, либо вообще идем не туда. Тропа заросла, иногда и не поймешь, есть она, нет ее.