Чтобы не заскучать, он ловил ухом и записывал в блокнот фразы, от которых у любого постороннего свело бы зубы.
— …аннигиляция мессианского нарратива с его эсхатологическими и утопическими интенциями обусловливает…
— …символизирующим отход от демифологизирующего посыла в пользу построения постнеклассических позитивных моделей мира…
— …не столько выступают проводниками эволюционирующих социальных стратегий, сколько концептуализируют…
У кафедры сменяли друг друга соискатель, секретарь, оппоненты…
Павел Петрович и Никанор Босой затеяли прения о том, какой метод предпочтительнее: структурно-семантический или нарративный. Хлестова принялась убеждать аспиранта, что его диссертации явственно недостает отсылки к знаменитой монографии Эпштейна. Стародум, точно слесарными клещами, вцепился в слово «возвышенное», неосторожно мелькнувшее в ответе соискателя, и засыпал того кантианской терминологией. Окажись тут Лида, она бы покрутила пальцем у виска, а Глеб объяснил бы ей, что это такие ролевые игры для ученых, а на банкете все будет иначе. На банкете они сбросят маски и наденут новые.
Веретинский был в дискурсе.
Когда профессура пресытилась спорами, председатель объявил голосование и сформировал комиссию по подсчету голосов. Все заспешили и защелкали ручками.
Тех, кто не голосовал, попросили из аудитории.
— Это чистая формальность, — успокоила аспиранта его научрук. — Вы отлично выступили.
— Чистая правда, — заверил Глеб. — Всякое голосование в России носит исключительно формальный характер.
И добавил про себя: «Потому что в нас укоренена бессознательная любовь к бюрократии».
Электорат единогласно сошелся на том, чтобы присудить соискателю степень кандидата филологических наук.
Новоявленный кандидат, взволнованный и взлохмаченный, позвал всех на банкет.
С другой соискательницей, защитившейся на три часа раньше, они арендовали кафе рядом с университетом. Судя по обстановке, празднество влетело им в копеечку. Приглушенный свет мягко касался подобранных со вкусом натюрмортов, украшавших стены гранатового цвета, а сдвинутые буквой «п» столы ломились от еды. Полные вазы фруктов со свисавшими виноградными лозами соседствовали с соленьями и с сырной нарезкой из шести сортов, бутылки с вином и коньяком словно мерились между собой стройностью и изяществом. Галантные официантки, сбрызнутые духами, как курицы лимонным соком, без суеты вносили последние штрихи.
С недавних пор банкеты в вузах запретили, поэтому аспиранты, раньше проводившие торжества в университетских аудиториях и столовых, теперь снимали кафе и рестораны. Традиция требовала жертв.
Глебушка, как прошло?)
Все по плану, уже пируем.
В котором часу поезд?)
Глеб испытал вместе гордость и досаду. Гордость — за «который час» вместо «сколько время», досаду — по поводу дырявой памяти жены. Он же трижды говорил ей. Ну, пусть дважды.
В 5.54.
Не сиди допоздна
Выспись, пожалуйста)
Постараюсь.
Кажется, у меня в животе кто-то шевелится))
Тогда запишемся к гастроэнтерологу.
Хах)))
Лида, прости, неудобно писать. За столом все-таки, в консервативной компании.
Давай
Хоть бы точку поставила, или восклицательный, или скобочку.
Глеб, минуя винный разогрев, налил себе коньяка и опрокинул первую стопку как раз перед тостом от председателя. Стерх поднялся с бокалом красного и молвил величественным тоном:
— Всеобщая радость вечера подтверждает, что обстоятельства сложились так, как и должны были сложиться. Все наши соискатели успешно защитились, с чем я их еще раз сердечно поздравляю. Их долгий труд воплотился в качественные свершения. Надеюсь, не последние в начале их научного пути. Сейчас мы сидим в этом месте с этой теплой, дружелюбной, почти семейной атмосферой, чтобы проводить вас в дальнее плавание…
Все с уважением внимали пароксизмам старческой мудрости.
Следом за первой стопкой понеслась вторая. Веретинский налег на выпивку. Она убавляла его критический пафос и в некотором смысле действительно повышала градус дружелюбия и теплоты вокруг.
— Любите коньячок? — сострила Пульхерия Александровна.
— По ситуации, — сказал Глеб и проткнул вилкой дивный соленый помидор. — Все мы люди как-никак.
Коньячок, помидорчик, огурчик. Всего один суффикс способен перекодировать реальность. Образ коньячка в русской матрице.
Шевелится в ней кто-то. Пусть уж определится для начала, хочет она ребенка, не хочет. То она утверждает, будто старость без детей — это худшее, что может случиться с женщиной. То панически боится забеременеть, потому что сейчас рано и надо быть морально готовой. То мечтает ощутить в утробе колебания и толчки, будто она — это планета какая-нибудь, а ребенок ей вместо землетрясения.
Черт разберет.