Глубокое течение

Приземлился он удачно — на небольшую лесную полянку. Правда, парашют зацепился за сучья, и его два раза ударило о сосну, но это, вероятно, и смягчило приземление. Не медля ни минуты, Николай обрезал стропы и отскочил в сторону. Прислушался. Вокруг было тихо, только шумели деревья, — будто перешептывались между собой тысячи людей, и шепот этот сливался в один однообразный и могучий шум. По этому шуму Николай понял, что находится в гуще большого соснового бора. Немного подождав, он крикнул по-совиному — дал условный сигнал Буйскому. Ночной лес проглотил этот грустный звук. Он крикнул еще несколько раз. Снова тихо. Где же искать Буйского? Как пробраться к Лосиному острову? В детстве он слышал о нем, но дороги туда не знал. Придется, наверно, идти на запасную явку. «Что ж, это еще лучше, сразу узнаю о своих, — обрадованно подумал он, вспомнив слова генерала: «Ореховка. Степанида Зайчук. Только ночью». У него и тогда радостно забилось сердце — ему так хотелось, чтобы это и была главная явка, чтобы можно было сразу прийти к тетке Степаниде, в родную деревню, и все узнать о близких: об отце, Татьяне, об Алене. Он и гордился тем, что старая колхозница выполняет такие, чрезвычайной важности, партизанские задания, и одновременно волновался и ревниво жалел, почему явку устроили у Степаниды, а не у его отца. И вот эта явка оказалась самой доступной и самой надежной.

Но, чтобы определить, как туда добраться, нужно было ждать утра, и Маевский, отойдя в сторону от места посадки, улегся под густой елью и беззаботно уснул.

Проснулся он, когда уже взошло солнце и лес наполнился веселым щебетом птиц. И на душе у него было тоже светло и радостно. Наконец-то он в родном лесу, недалеко от родной деревни, от семьи, от партизанского отряда. Остается только установить свои координаты или, может быть, просто опознать место — и можно отправляться в деревню.

Он пошел по компасу на запад, не думая об опасности, чувствуя себя полным хозяином в этом лесу.

Николай часто останавливался, с интересом оглядывал могучие ели и дубы, слушал пение птиц и время от времени мастерски передразнивал их. Он с детства отличался необыкновенной способностью к звукоподражанию, но в последние годы не было ни времени, ни настроения заняться этой когда-то любимой забавой, и теперь он с удовольствием прислушивался сам к себе. Вспоминая свое душевное состояние и мысли в первые минуты полета, он удовлетворенно улыбнулся. «Ничего, Николай Карпович! Ей же ей, из тебя не плохой партизан выйдет».

И вдруг он метнулся в сторону, как испуганный зверь, спрятался за толстый дуб и выхватил из кармана пистолет.

Из-за другого такого же дуба за ним следила пара настороженно блестевших глаз. Он заметил их, не дойдя двадцати — двадцати пяти шагов до дерева.

Николай стоял неподвижно, прислушиваясь к сильным, частым ударам сердца, и обдумывал, как поступить.

«Досвистался, черт возьми…»

Впереди крикнули:

— Эй ты, там, за дубом! Выходи! Нас больше, — и из-за деревьев на мгновение высунулись три головы.

Николай молчал.

— Товарищ, брось дурака валять. Мы свои и ищем тебя. Я — командир одного из отрядов бригады Лесницкого, — произнесший это человек смело вышел из-за дуба, сунув немецкий парабеллум в кобуру.

— Пароль? — сурово спросил Маевский и, выглянув из-за дерева, направил на него пистолет.

Человек бросился за дуб и злобно выругался.

Николай сильнее сжал в руке пистолет. Тут что-то не так. Ищут его, а сами не знают условленного пароля? Он понял, что перед ним враги.

«Будьте очень осторожны, когда расстанетесь с Буйским», — вспомнил он предупреждение генерала. «Пожалуй, тут всегда нужно быть осторожным. С Буйским и без Буйского. Вот и сейчас обмозгуй-ка, как выкрутиться».

А перед ним был действительно враг и враг серьезный. Человек, назвавший себя командиром партизанского отряда, на самом деле был Ганс Гопкель, главарь бандитского отряда «Кугель» («Пуля»). Визенер лично руководил ежедневными операциями этого отряда, сам планировал очередные провокационные налеты.

Гопкель был немец-колонист с Украины, давний агент немецкой разведки. Лет за шесть до войны оборвались все его связи, были арестованы все связанные с ним лица. Испуганный, раздавленный морально, он притаился и с ужасом ждал ареста. Ему повезло. Но гитлеровское правительство не могло простить ему пятилетнего бездействия. Ему пришлось долго пресмыкаться, выполняя самую черную работу, самые грязные задания. Назначение его командиром отряда «Кугель» открыло, наконец, перед ним большие возможности — он надеялся оправдаться перед начальством, доказать, что он стоит большего, чем они предполагают.

Прошлой ночью Визенер по телефону сообщил Гопкелю о том, что партизаны в лугах раскладывают огни — судя по всему, ждут самолет, и приказал ему выложить такие же огни на пригарском поле. Ночью они действительно слышали самолет, который кружился над лесом, — по-видимому, сбросил парашютистов.

Утром они начали поиски.

И вот совсем случайно, неожиданно, возвращаясь из штаба Визенера в лагерь, он встретил свое счастье, свою карьеру — парашютиста.