Более того, он отличен и от базовой модели олигополистической конкуренции, ибо включает в себя возможность сознательного воздействия не только на цену, но и на массу других параметров контрагентов, попадающих в «поле зависимости» формируемое корпорацией. Это поле, подобное магнитному, воздействует на содержание, структуру и объем спроса потребителей продукции данной корпорации; объемы, качество, технологии производства ее субпоставщиков (и опять же потребителей); производственные программы кооперирующихся с данной фирм; стратегии развития входящих в орбиту влияния корпорации структур; динамику, объемы, структуры покупок и продаж; параметры образа жизни конечных потребителей и т.п. Рыночная цена здесь является, таким образом, далеко не единственным и не главным параметром регулирующего воздействия.
Потенциал («силу») для такого регулирующего воздействия корпорация получает отнюдь не только вследствие монополизации определенной части рынка. В современных условиях едва ли не большую роль играет финансовый контроль, контроль за информационными потоками, сра-щенность с государственным аппаратом разных уровней, личная уния на уровне ключевых собственников, топ-менеджеров, инсайдеров (зачастую это одни и те же физические лица).
В условиях развитых рыночных экономик эти феномены не слишком очевидны (хотя и исследуются в отдельных работах, как правило, не экономических) и, по видимости, не играют существенной роли. В России создаваемые нашими корпоративными структурами «поля зависимости» брутально акцентированы. Сложившийся в российской экономике механизм локального полицентричного корпоративного регулирования является главным параметром, определяющим аллокацию ресурсов. У нас выпукло видно, что решения крупнейших корпоративных структур-производителей формирует потребности (спрос) и структуру производства, а не наоборот, как это предполагает модель свободного рынка.
Из этого, повторим, не следует, что в российской экономике не действуют рыночные механизмы саморегулирования. Из этого следует, что в большей части экономики они играют подчиненную (по отношению к локальному корпоративному регулированию) роль. В результате в постсоветской России спросоограниченная (рыночная) экономика подчинена корпоративно-формируемой480.
Продолжим. Присущее любой экономике позднего капитализма локальное корпоративное регулирование в России не только более широко распространено, но и развивается преимущественно (но не только) в деформированном виде.
Основные черты этих деформаций состоят в следующем. Во-первых, в качестве субъекта локального регулирования, как правило, выступает не достигший определенного уровня развития персонифицированный капитал, а «обломок» («обломки») бывшей государственной пирамиды (отсюда доминирование в России сырьевых, военнопромышленных и иных корпораций, выросших на базе «гигантов социалистической индустрии», [бывших] государственных банков и т.п.).
Во-вторых, основой власти этих структур является, соответственно, не столько высококонцентрированный капитал (хотя образование таких капиталов идет очень активно), сколько доступ к тем или иным ресурсам -от монопольного использования природных богатств до близости к государственным ресурсам. Отсюда, кстати, ассоциация этого механизма с тем, что экономисты называют «поиском ренты». Все это позволяет определить такое воздействие как противоречивое соединение корпоративно-капиталистического контроля и вегетативного регулирования, являющегося пережитком «экономики дефицита». Разница лишь в том, что «дефицитом» ныне все более становится доступ к сырью и/или государственным кредитно-финансовым ресурсам, которые нынешние наследники советских «толкачей» выбивают (случайная игра слов?) еще более брутальными методами, нежели их советские предшественники, выбивавшие десятилетия назад дефицитное сырье или оборудование.
В-третьих, в силу такого содержания и под воздействием других методов координации, а также общей атмосферы диффузии институтов методы локального корпоративно-бюрократического регулирования широко используют как добуржуазные механизмы (внеэкономическое подчинение вплоть до прямого применения насилия организованными криминальными группировками), так и механизмы, основанные на сращивании с крайне бюрократизированным и часто теневым государственным регулированием.
Проявления господства отношений локального корпоративного регулирования в российской экономике хорошо известны. Например, в той мере, в какой оно существует, экономика «не поддается» радикальным рыночным реформам (либо саботируют «реформы», либо «убирают» реформаторов). Так, в России под определяющим господством псевдогосударственных и псевдочастных корпораций находится система пропорций, динамика цен («ножницы» цен на сельхозпродукцию и ресурсы для ее производства, рабочую силу и потребительские товары), финансы и т.п.