Разговоры в офицерской группе смолкают на полуслове. Все с интересом ждут продолжения действа. Пара бодрствующих казачков со второго яруса посвешивали вниз головы – эка ведь невидаль!
– Давайте же, смелее! – подзадоривает меня генерал, подмигивая и отступая на шаг. – Представьте, я – японец с ножом. Вы – безоружны. И?.. – подымает он руку с зажатым карандашом.
Да проще простого… Это же элементарное самбо! Сейчас…
Карандаш у него в правой, значит, действуем левой…
Резким движением перехватываю его руку у запястья, чуть вывернув… С силой дернув вниз, с удовлетворением слышу ожидаемый звук падения карандаша… Дальше надо бы подсечку, да толкнуть под подбородок… Но вовремя останавливаюсь, вытягиваясь.
– Браво! – Мищенко с уважением рассматривает карандаш на полу, растирая руку. – Какая необычная техника. Впервые, надо сказать… – Нагибаясь за «оружием», поднимает. – Было ведь и продолжение приема, я угадал? Просто вы не довели до конца?
– Так точно, ваше превосходительство! – киваю я, переводя дух.
– Как называется стиль борьбы?
– Самбо, ваше превосходительство.
Удивленный шепот офицерской аудитории – я и не заметил, как поглазеть собрался весь вагон. Даже те, что спали в дальнем конце, уже тут.
– Самбо… – с интересом повторяет он про себя. – Не слышал! Итальянская?
– Никак нет, сокращение от «самооборона без оружия», – чуть улыбаюсь в ответ.
– Самооборона… – задумывается тот. – Поменяемся? – протягивает мне карандаш со встречной улыбкой.
Чего же нет… Можно и поменяться! Только не покалечишь, нет? А то видел я, как ты клин давеча бросал… Здоровый мужик!
Ожидая в ответ банального силового приема, я невольно напрягаюсь, замахиваясь… И – зря!.. Легким движением тот уходит в сторону, пропуская меня, и в тот же миг чуть подталкивая. Удержаться на ногах мне помогает это самое «чуть» и деревянная опора, на которой держится верхняя полка. Иначе – растянулся бы на полу… Изящно, блин! Не ожидал!..
– Японский стиль? – возвратившись на место, уточняю на сей раз я.
– Дзюдзюцу… – удовлетворенно кивает он. – Искусство нашего врага… Всем спать, представление окончено! – Оглядывается, нахмурившись. – Час езды до линии фронта, а ну по полатям! – рявкает с притворным гневом.
Через мгновение вокруг пусто.
Дождавшись наглядных результатов внушения, Мищенко присаживается рядом.
– Все никак не возьму в толк, господин поручик, откуда вы… – подперев голову рукой, с прищуром смотрит мне в глаза. – Наблюдаю за вами со стороны, вы уж простите… Строевая подготовка у вас не кадровая, манера выражаться – необычна… Добавить сюда клин, повозку с пулеметом… Впрочем, нет-нет!.. – прячет усмешку в усы. – Я не спрашиваю, не подумайте. Так, домыслы…
Внутри меня происходит отчаянная борьба. Вот кому-кому, а тебе-то как раз и можно все рассказать, Павел Иванович. И даже нужно! Не Рожественскому, не Линевичу… Ты-то точно не станешь делать карьеру на послезнании, а как раз наоборот – грудью ляжешь за свое Отечество… По-другому не сможешь. От тебя таить не стал бы ни о революции, ни о судьбе царя с семьей. И, наверное…
Неожиданно для самого себя выдаю:
– Возьмете меня в свой рейд, ваше превосходительство? Что планируете перед генеральным наступлением?
Тот удивленно вскидывает брови:
– Вас?
– Меня. Там и расскажу все, наверняка. Если… – Язык предательски не дает выговорить фразу о возможной смерти.
Глубоко задумывается. Спустя минуту вполголоса нарушает молчание:
– Николай Петрович никогда не даст подобного разрешения. У меня строжайший приказ даже сегодня, на нашей стороне, беречь вас, как зеницу ока… Чего уж говорить о… – молча разводит руками. – Причины подобного поведения командующего мне неизвестны.
Конечная станция русской железной дороги забита составами до отказа. Крик, шум и суета китайского базара, помноженные на рев футбольного стадиона во время матча. Плюс отзвуки орудийной канонады, впервые услышанные мною здесь, на суше. Лошадиное ржание, громкая ругань, чьи-то громкие стоны… Грузчики-китайцы, плевавшие на приказ Линевича, и подгоняющие их злые офицеры, имеющие в гробу этот приказ, – тоже. И – люди, люди… Человеческое стадо в своей огромной хаотичной массе… Спрыгнув в эту толчею, я тут же засасываюсь в воронку кавказской, судя по говору, части. Оказываясь прижатым лицом к лицу к бровастому горбоносому орлу с кинжалом и буркой на плечах.
В упор налюбовавшись друг на друга с полминуты, мы так же неожиданно растаскиваемся в разные стороны, и я вновь оказываюсь среди своих.
С трудом протолкнувшийся к нам бородатый сотник, запыхавшись, орет во всю глотку:
– Ваше превосходительство, туда, туда!.. – Отчаявшись перекричать толпу, машет куда-то в сторону. – Лошади тамось!..