Глаза Фемиды

В общем, замотался Миронов по северам: то госкомиссия по приемке строительства, то обучение профсоюзного актива, то подготовка вопроса на президиум, но чаще всего — выезды на расследования. Замерзнет ли водитель на зимнике, взорвется ли кислородный баллон или целая котельная, задавит ли лесиной вальщика — без технического инспектора не обойтись. И так закрутила Антона эта командировочная карусель, что стал он отвыкать и от семьи и от Светланы. Да и немудрено: не успел приехать и отчитаться, как снова пора лететь. Втянулся Антон в этот ритм и уж не представлял себе другой жизни. Да и немудрено втянуться: что детдом, что общага, что гостиничная койка — не все ли едино. И там и там стены чужие и простыня казенная. Зато в командировках встречаются люди, с которыми по душам разговориться можно. Это дома Антону поговорить не с кем и не о чем. С тестем не особенно поговоришь — он внутрипартийной возней живет, обкомы на сельский и промышленный делит. Теща — о коврах и цигейке думает, а со Светланой, как оказалось, и говорить больше не о чем, кроме цен на рыбу и мясо и успехов в воспитании дочери, которая подрастая без участия отца, сама научилась ходить и спрашивать, когда папа приедет к ним в гости. Устами дочери произносилась истина. Гостем стал себя чувствовать в квартире тестя Антон. Гостем, которому улыбаются, говорят обязательные слова, деланно радуются, но тайком поглядывают на часы: не задержался бы. И даже некогда желанная женушка на ласки стала неотзывчива, хотя и не отторгала, но и не отдавалась всей душой, как бывало. Просто несла свою супружескую тяготу, как бы нехотя, в силу утомительных обстоятельств, которые и любовью назвать нельзя и даже супружеством, а можно определить как сожительство. И не более.

До некоторой поры наш Колонтаец всей этой суммой обстоятельств своей жизни не тяготился: считал, что живет не хуже других. Потому как откуда ему, колонтайцу, было знать, как счастливые семьи живут. Не жил он никогда в настоящей семье — детдом это не семья и не ее подобие. Вот и представлялось ему, что семья для человека физиологически предопределенная тягота, избежать которой, как всеобщей воинской повинности или налога на бездетность, здоровому мужчине совершенно невозможно, а потому не стоит и пробовать.

В состоянии душевной прострации Колонтаец пребывал до поры, до времени. У каждого плода свое время созревания. Созревала и Колонтайцева неприкаянность, как созревает под весенним солнцем согреваемая им земля. Кажется еще вчера цепенела она под ноздреватым снегом мертвой царевной, а сегодня глядишь — запарила, отмякла и проклюнулся сквозь жухлую корку прошлогодних листьев желтофиолетовый прострел, чтобы порадовать в еще пустынном лесу первых влюбленных.

В такую вот пору и проклюнулась сквозь внешне непроницаемую корку спавшая Колонтайцева душа. С одной стороны, весна это благодать Божья, а с другой — чертова распутица. Вот из-за этой чертовой шутки и застрял однажды весной безвылетно в северной глубинке технический инспектор Миронов. В пустоте гостиницы, когда все книги в ней прочитаны, а прошлогодние журналы затерты до дыр, занятия не найти — только кровать давить. Сквозь полудрему услышал Антон тоскующий в тишине прекрасный женский голос. За соседней стеной под хрипловатую гитару лилась незнакомая Антону песня:

- Мой конь утомился, стоптались мои башмаки,

Куда же мне ехать, скажите мне, будьте добры.

- До синей реки, моя радость, до синей реки.

До красной горы, моя радость, до красной горы.

- Но где та гора, та река — притомился мой конь.

Куда же мне ехать, скажите, скажите, куда?

- На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь.

А ясный огонь, моя радость, найдешь без труда.

Неведомая волна подхватила и сбросила с кровати Антона — истосковавшуюся по теплу душу потянуло обогреться. Перед обшарпанной дверью чужого номера, он на секунду замер, раздумывая. Постучал вежливо и негромко. Знать бы Антону в какой тупик приведет его эта синяя дверь, может, поостерегся бы, убоялся судьбы и не тронул дверную ручку. Знать бы. Только кто наперед свою судьбу знает? По каким линиям на руке, по каким знакам на небосводе прочитать ее можно? И кому из нас, смертных, подарено такое умение? Что ты здесь потерял, моя радость? Куда ты идешь? Если бы сам знал Антон, может, и не постучал бы. Но он постучал и услышал: «Войдите».

И вот что я вам скажу, господа-товарищи: тесен мир. И хорошо, что тесен. Иначе как бы сошлись в тесном пространстве технический инспектор Миронов с инструктором культотдела Смирновой. Раньше десятки раз сталкивались они в коридорах совпрофа, кивали друг другу автоматически и проходили мимо, не запоминая личностей. В коридорах власти люди плохо видят друг друга.

- Здравствуйте, Татьяна Васильевна, — удивленно пробормотал Миронов. — Оказывается, это вы здесь в одиночестве тоскуете?