Главред: назад в СССР 2

— И я тоже, — кивнул я. — Вот только Чернобыль уже случился. И случился у нас. Это ведь могло произойти где угодно. Аварии уже были. В Англии — в Уиндскейле. В США — на Три-Майл-Айленд. Во Франции — в Сен-Лоран-дез-О[24]. Да, у нас все гораздо страшнее. Такова судьба. Вот только принимать ее или нет — это уже выбор человека. Наша страна выбрала бороться и побеждать. Не жалея себя. Те же парни, с которыми я разговаривал для статьи — ни один из них не кичился своим героизмом. Наоборот, скромничали. И каждый был уверен, что не зря находился там. Потому что нужно было закрыть эту адскую радиоактивную брешь. И они закрывали ее собой. Как сейчас это делают другие. Не по принуждению, а потому что это нормально — защищать и спасать. Знаете, я бы не хотел, чтобы кто-то прошел мимо меня, когда мне станет плохо, из-за того, что это не его дело. Представьте, что наши деды не пошли воевать с немцами, потому что не захотели. Подумали бы, пусть другие умирают…

— А у них был выбор? — диссидент подался вперед. — Они могли отказаться? Может, они боялись сказать правду?

— Хорошо, что сейчас это слышу я, а не они, — теперь мне по-настоящему стало противно.

Я вспомнил, как Садыков смущенно отмахивался, когда я называл его героем. Как искренне восхищался теми, кто расчищал крышу реактора. И как другие ликвидаторы говорили мне, что еще раз туда бы поехали. А если бы им дали возможность выбирать — они бы все равно согласились. Я ведь задавал им этот вопрос. Каждому. И никто не ответил мне, что остался бы дома. Лапину, спецкору «Московского вестника», к слову, говорили так же.

— Мы еще вернемся к нашему разговору, товарищ главный редактор, — улыбнулся Алексей Котенок. — И отдельной темой будет моя правота, когда страна свалится в бездну. Но с вами я с удовольствием подискутирую на руинах.

— Для начала вернитесь в профессию, — предложил я, понимая, что мой оппонент пытается укусить напоследок. — Насколько я знаю, вы учились на журналиста… Интереснее, знаете ли, вести дискуссию с коллегой, а не хулиганом, останавливающим автоколонны.

— Думаете меня таким образом зацепить? — помрачнел диссидент. — Не получится. Да, я учился на журналиста. Вот только забросил, когда понял, что журналистики нет.

— Кроме черного и белого есть еще тысячи оттенков серого, — сказал я. — Запомните это, Алексей, когда у вас появится возможность высказаться. А она скоро появится. И еще кое-что важное. Кроме слова «толпа» есть понятие «коллектив».

— Коллектив… — процедил диссидент. — Коллективизация… По злой иронии судьбы среди моих предков были бойцы продразверстки. Прадеда убили крестьяне в Тамбовской губернии.

— А у меня, представьте, предки как раз были зажиточными крестьянами, кулаками. И именно в Тамбовской губернии. В Мучкапе[25].

— Ирония судьбы… Злая ирония.

— Вот только мне кажется, что мы строим будущее, а не прошлое, — возразил я.

— А прошлое, вы считаете, нужно задвинуть? — снова ухмылка.

— Отнюдь, — я покачал головой. — О прошлом нужно помнить. С гордостью и уважением. И там, где надо, с болью. Но жить нужно в настоящем.

— Я услышал, товарищ редактор, — Котенок скривил губы и, развернувшись, зашагал прочь.

Глава 31

После окончания демонстрации и торжественных речей наша работа отнюдь не закончилась. Оказалось, что весь следующий номер Хватов планировал забить материалами о Седьмом Ноября. На планерке он, конечно же, говорил, что мы готовим спецвыпуск, но сегодня концепция расширилась. Причем настолько, что возникла угроза работы без выходных. Впрочем, я еще в будущем к такому привык, особенно в ходе предвыборных кампаний, а тут люди еще более крепкие.

В первую очередь нам нужно было поговорить с сильными града сего, чтобы потом украсить их речами передовицу. Мой репортаж шел отдельно, причем вместе с фотками Лени и других мастеров объектива и вспышки на него отводился целый разворот. Шикину предстояло накатать такую же по объему экономическую аналитику, однако этот пожилой журналист, успевший повоевать не только в Великую Отечественную, но и в финскую, не пугался больших текстов. Наоборот, даже излишне к ним тяготел.

Дальше больше — помимо поздравлений и пожеланий партийных лидеров Хватов решил добавить несколько интервью. С Краюхиным я уже беседовал, материал вышел в одном из прошлых номеров, но оставались еще Кислицын, председатель райисполкома, и секретарь райкома ВЛКСМ Жеребкин, главный андроповский комсомолец. На меня Хватов повесил Кислицына, а вот со вторым беседовать пришлось Бродову. Но тот только рад был после своего больничного заточения поговорить с кем-нибудь молодым и активным.

А потом… один за другим на нас валились почетные жители города и района, заслуженные машиностроители, доярки-рекордсменки, многостаночники с ЗКЗ, наследники дела Стаханова, еще сами помнившие революцию. Со всеми нужно было побеседовать, каждого отснять — и при всем этом не запутаться.