Главред: назад в СССР 2

— Я за плюрализм мнений, — неожиданно улыбнулся диссидент. — Пусть человек сам выбирает, ходить ли ему на демонстрацию. И быть ли ему коммунистом. Когда большевики разогнали учредительное собрание, они погубили историю, отбросили Россию назад. А ведь тогда страна была на перепутье, и строй мог быть каким угодно. Неважно — монархическим, республиканским, либертарианским.

— А вы никогда не задавали себе вопрос, почему большевики победили в гражданской войне? — я с интересом повернулся к нему. — Если, по-вашему, они такие чудовища, как им удалось сохранить власть, да еще перетянуть на свою сторону всю бывшую империю?

— Они? — усмехнулся диссидент. — Их? Вы что, не причисляете себя к большевикам?

— Я коммунист, — спокойно парировал я. — Сторонник идей партии. А настоящие большевики — это те, которые делали революцию в тысяча девятьсот семнадцатом. Железные люди. И примазываться к их славе я не считаю достойным. Но вы не ответили на мой вопрос…

— Они задавили народ силой, — процедил Котенок. — Выдавили интеллигенцию, обезглавили протест. Оболванили население, чтобы то послушно выполняло волю комиссара с наганом…

— Или, может, их идеи были ближе простому народу? — я вспомнил наш стрим с дебатами, который побил рекорды просмотров для ютуб-канала провинциального СМИ. Мы там как раз дискутировали на тему советской власти, развала империи и затем Союза, чуть даже до драки не дошло, потому что в лобовой схватке сошлись историки и политики. — Не абстрактными, а конкретными. Землю — крестьянам, фабрики — рабочим.

— Дешевый популизм, — усмехнулся диссидент. — Если я вам сейчас обещаю бесплатную квартиру и «Волгу», вы выберете меня первым секретарем? Вот и тогда народ поверил в лозунги и обещания.

— И вот опять, — я посмотрел Котенку в глаза. — Вместо спора с моими аргументами вы переходите на личности. До этого записали меня в «не большевики», теперь в «простачки». Именно так вы хотите относиться к чужому мнению, за которое вроде собираетесь бороться?

Я не сразу заметил, что вокруг нас с Котенком вырастает толпа любопытных слушателей. Фотографы, журналисты, какие-то случайные люди, один из которых мне не понравился своим цепким взглядом и сосредоточенным лицом. Впрочем, это отнюдь не показатель того, что он соглядатай от КГБ. Но даже если так, мне опасаться нечего. СССР — страна моего детства, я вырос в Союзе, был счастлив. И в то же время я был способен видеть как сильные, так и слабые его стороны. Потому что я был, черт возьми, из будущего. Мне есть с чем сравнивать.

— Народ не глуп, но народ доверчив, — Котенок поморщился, что его неудачу заметило столько людей, но не отступил. — Большевики воспользовались его наивностью. И вот к чему это привело.

— К чему же? — уточнил я. — Вы говорите общими словами, это и есть болтовня… Уж извините.

— Что ж, — диссидент буравил меня взглядом. — Вы сами напросились. Люди ездят за колбасой в Москву, пока кто-то вроде вас закупается в спецраспределителях. Нас ненавидит мировое сообщество, никто не приехал на нашу Олимпиаду. Мне продолжать?

— Вы же сами понимаете, что врете, — я покачал головой. — То, что нас бойкотировали США и их союзники, еще не значит, будто не приехал никто. Москва была переполнена иностранными гостями, причем не только спортсменами, как вы знаете. А спецраспределители… Не буду спорить, это недоработка. Но лично я, если вдруг потребуется, спокойно откажусь от колбасы. Потому что не в ней счастье.

— А в чем? — усмехнулся Котенок. — В мандаринах? В служебной квартире?

— Я живу в общежитии, — я ответил улыбкой. — А счастье — оно в том, что мы первые в космосе. Что подчинили атом. Победили в самой страшной войне. Еще оно в том, что я занимаюсь любимым делом не потому, что это выгодно, а потому, что это интересно.

— Все это хорошо… — вздохнул Котенок, и в его глазах на мгновение мелькнуло что-то настоящее. — Рад за вас, что вы нашли себе дело по душе. Но другие… Что нам дает космос, если люди не носят советскую обувь, предпочитая ей югославскую? А что нам дал атом? Чернобыль? Пустую Припять? Умирающих ликвидаторов? Вы же сами, Евгений Семенович, писали про Павла Садыкова!

— Писал, — согласился я. — Но не для того, чтобы очернить место, где я живу. А чтобы помочь человеку. Такая вот разница. И Чернобыль мы победили… обязательно победим именно потому, что у нас общественное выше личного. Поверьте, ни одной другой стране было бы не под силу справиться с Чернобылем. А в будущем все человечество будет использовать наш советский опыт ликвидации последствий таких аварий.

— Я против опыта ценою жизни, — Котенок покачал головой.