Планерку, кстати, Хватов провел прямо на улице — и немудрено, учитывая фактически полностью измененный план номера. Богдан Серафимович прямо об этом, конечно же, не сказал, но и так было понятно, что такой приказ спустили сверху. А потому целая куча материалов съехала уже в номер от девятнадцатого ноября, через полторы недели. По опыту знаю, что многое придется сильно редактировать, а то и полностью менять. Даже в неспешные по меркам будущего восьмидесятые информация имеет свойство устаревать. И это весьма неудобно для работы в принте. Сайты и телеграм-каналы — с ними гораздо проще. Хоть ночью выкладывай, в любом объеме. Было бы что выкладывать, а место и время найдутся. Но газета, увы, не резиновая.
В общем, объемы на нас свалились немалые, и вечером на концерте в РДК я был уже в мыле. Смотрел вполглаза, фиксируя в блокнот важные тезисы фактически на автомате. Это, кстати, один из минусов нашей работы — когда ее много, теряется свежесть мысли, творчество заменяется конвейером, и за некоторые тексты потом становится неудобно. Лично я такие подписываю псевдонимом. У каждого пишущего есть один или два, порой даже больше. Во-первых, именно для проходных текстов, а во-вторых, на случай, если придется размещать несколько твоих материалов на одну полосу или даже на один разворот. В печати не принято ставить одну и ту же фамилию под статьями рядом, и в будущем я иногда подписывался Геннадием Тальпой. Последнее было вольным переводом Кротова на итальянский. А имя просто более-менее созвучное: Ев-ГЕН-ий — ГЕН-надий. Кстати, не вижу препятствий взять себе такой же псевдоним для этого времени.
Аглая на концерт не пошла, потому что ее попросили подменить коллегу на скорой. Причем довольно резко и неожиданно. Но я даже обрадовался, потому что нормального свидания в рабочий день, плавно перешедший в рабочий вечер, точно не получилось бы. Мало того, что текстов свалился на голову целый вагон, я еще и совсем забыл о Юльке Бессоновой, которая все-таки пришла на концерт — знакомиться с музыкантами «Боя с пустотой». Вдобавок и текст принесла, который я ей задал. Только вот посмотреть я его теперь смогу не раньше субботы, а то и воскресенья. Когда я сказал об этом своей новой внештатнице, она расстроилась — думала, что прям вот сейчас все будет здесь и сразу. Но нет, пусть привыкает к тому, что журналистская реальность немного другая. Главное, девчонка восприняла тот наш разговор всерьез, и шанс, что она не станет смертоносной Феей-Морфеей, довольно высок. Так что я познакомил Юльку с Сашкой Леутиным и его музыкантами, взял аккуратно исписанные листочки, убрал в карман и поспешил откланяться. Голова уже абсолютно не соображала, и что-то еще писать или даже читать у меня не было никаких сил.
А тут еще выяснилось, что завтра у нас субботник в честь годовщины Великого Октября! Оказывается, все были в курсе, а я вот забыл… Особенности двойной памяти, с которой я порой не мог найти общий язык.
Признаться, я думал, что субботники в СССР проводились в основном в апреле, в честь дня рождения Ленина. Оказалось же, что нередко их делали приуроченными к другим праздникам, а иногда и вовсе без привязки. Но тут все чин чинарем — в честь Октября почему бы не тряхнуть стариной в ноябре? В «Андроповских известиях» даже сложилась традиция: облагораживать старый парк у городского дома культуры. Там-то и был назначен сбор в девять утра. Хорошо бы, конечно, выспаться перед субботником, но перед этим нужно завершить кое-какие дела.
У меня даже дыхание второе открылось, когда я принялся обдумывать свои планы на завтра. Мне пришла в голову идея совместить приятное с полезным, и для этого нужны были все мои знакомые. Воспоминания о будущем не сразу обрисовали мне старый парк, и я понял почему. Просто субботники все эти годы были формальными, потом на них вовсе махнули рукой. В итоге как был парк старым, таким и остался. Ничего нового. И вот это я как раз хотел изменить.
Я не был урбанистом, не заканчивал архитектурный, но для хорошего места порой достаточно прямых рук и светлой головы. Поставить удобные скамейки для отдыха — что сложного? Или ряд столиков для любителей шахмат. В советское время они оживляли дворы особенной атмосферой, и мы с мальчишками крутились вокруг них, болели за «своих» гроссмейстеров, учились у них…
Неожиданно я осознал, что это не мои воспоминания, а кашеваровские. Да, в моем детстве тоже были такие старички, сосредоточенно передвигающие фигуры по клетчатым доскам. Однако мне, Женьке Кротову, они особо не были интересны. В шахматы я играл, но без фанатизма. И уж точно не крутился вокруг пожилых спортсменов, выбежав из коммуналки во двор-колодец с блестящей новенькой «Победой» Константина Львовича, молодого ветерана войны.