Гитлер. Неотвратимость судьбы

— Преисполненный величия момента и застигнутый врасплох, я, в силу собственного права, отдаю себя в распоряжение германского национального правительства…

Зал взорвался аплодисментами, и никто из присутствующих, включая Гитлера, не обратил внимания не весьма странные заявления фон Кара и Людендорфа. Фон Кар принимал наместничество в качестве наместника монархии, а генерал отдал себя правительству «в силу собственного права». Позже, уже на суде Людендорф объяснит это право так.

— Я, — заявит он прокурору, — не хотел быть понятым так, будто повинуюсь Гитлеру, а не поступаю так по собственной воле…

Как только воз тронулся с места, Гитлер приказал арестовать всех баварских министров во главе с министром-президентом фон Книллингом. Ну и, конечно, графа Содена, которому Гитлер таким образом отомстил за то, что тот не соизволил даже доложить принцу о его намерении встретиться с ним.

— Хорошие вы монархисты, нечего сказать! — со злой иронией воскликнул граф при аресте.

На этом успехи мятежников кончились, и вскоре Гитлер получил первое неприятное сообщение о схватке между его боевиками, пытавшимися захватить казармы, и рейхсвером. В это самое время Людендорф разрешил пленникам Гитлера отправляться восвояси, а когда Шойбнер-Рихтер попытался было возразить, генерал резко оборвал его.

— Прекратите! — воскликнул он. — Или вы сомневаетесь в честном слове германского офицера?

Шойбнер-Рихтер сомневался, но спорить с разъяренным тенералом не посмел.

* * *

Как очень скоро выяснилось, Шойбнер-Рихтер правильно делал, что сомневался. Как только военный комендант Мюнхена генерал фон Даннер увидел выпущенного на свободу фон Лоссова, он спросил:

— Надеюсь, это был блеф?

Тот кивнул, и фон Даннер воспринял этот кивок как приказ действовать. Так, сам того не ведая, Гитлер добился совершенно обратного эффекта, настроив военных против себя. То, что произошло в пивной, они посчитали позором, и по всем законам офицерской чести унизившего офицерский мундир ефрейтора Гитлера должны были застрелить на месте.

Тем временем Пенер и Фрик с подачи Гитлера сообщили об учреждении национального трибунала и о том, что именно он будет определять, кто и насколько виновен. Что же касается виновных, то всех их ждала смерть. В другом постановлении Гитлер объявил «негодяев-верховодов» 9 ноября 1918 года вне закона.

9 ноября штурмовики ворвались в городскую управу и арестовали нескольких ее членов и бургомистра Шмидта. Все они были социал-демократами. Однако до расправы дело не дошло, и, вдоволь поиздевавшись над перепуганными чиновниками, штурмовики оставили их в покое. А вот основная масса боевиков занялась тем, о чем так мечтала все это время: грабежом еврейских семей. Жизнь нескольких евреев повисла на волоске, но вовремя подоспевшая полиция спасла их от неминуемой гибели. Что касается самого Гитлера, то ночь на 9 ноября он провел без сна, и все это время его настроение то и дело менялось. Новые сутки он встретил в радостном возбуждении. Обняв Рема, он проникновенно сказал:

— Ну вот и сбылись наши мечты, Эрнст! Теперь настанут лучшие времена, мы будем денно и нощно работать для спасения Германии от нужды и позора!

Но уже через полчаса от его возбуждения не осталось и следа, и он обреченно махнул рукой.

— Нам очень повезет, если мы сможем выпутаться из этой истории, если же нет, — он театрально развел руками, — нам останется только повеситься…

Страх перед возможной гибелью толкнул его на невероятный для революционера поступок. Опасаясь нежелательных для себя последствий, он направил к принцу Рупрехту отставного лейтенанта Нейнцерта, пользовавшегося расположением принца. Тот просил принца предупредить столкновения между рейхсвером и «Союзом борьбы» и не преследовать Гитлера и его теплую компанию в случае поражения.

Надо отдать Рупрехту должное: он не только выслушал гитлеровского эмиссара, но и обещал сделать все от него зависящее, но поставил непременное условие: извиниться перед фон Каром. Он был очень недоволен генеральным комиссаром, который посмел объявить себя наместником короля, и тем не менее попросил его не преследовать главарей путча по обвинению в государственной измене.

Фон Кар оставил просьбы принца без внимания, и утром правительству без особого труда удалось подавить неорганизованное выступление повстанцев. Первыми были арестованы Пенер и Фрик, и арестовали их те же, кто всего несколько часов назад поздравлял национальных героев с назначением на высокие имперские посты.

Как всегда, дольше всех держались те, кто меньше говорил и больше делал. Как держался тот же Рем, который со своим «Имперским флагом» занял здание рейхсвера и, окутав его колючей проволокой, выставил в каждом окне по пулемету. Что же касается командующего новой «национальной германской армией» генерала Людендорфа, то он вообще ничего не сделал, и когда один из офицеров заявил ему, что рейхсвер не допустит сдачи своих казарм, он ответил:

— Я полностью разделяю ваши чувства…