Гитлер. Неотвратимость судьбы

Помимо всего прочего ни сам фон Кар, ни другие триумвиры так и не смогли свыкнуться с мыслью, что с ними на равных может общаться бывший обитатель ночлежки, каким для всех этих лощеных аристократов являлся Гитлер. Да, он хорошо смотрелся на разночинных собраниях и митингах, но в президентских дворцах всегда выглядел инородным телом. Ему не хватало образования, он постоянно заискивал перед представителями старой аристократии и их титулами, отчего его речь казалась малоубедительной и корявой. Его немецкий был далек от совершенства. И как это ни печально для Гитлера, но он так и остался самым настоящим провинциалом, неожиданно для себя попавшим в блестящую компанию дворян. Да и делиться властью фон Кару не хотелось. Когда его как-то спросили, кому бы он мог доверить политическую власть в Германии, он безо всякой позы ответил: «Самому себе!»

Так ничего и не добившись от триумвиров, Гитлер вместе с другими лидерами «Союза борьбы» решился на выступление. Он не мог допустить, чтобы повторилось первомайское фиаско. С какими бы глазами он появился после нового позорного поражения перед рвавшимися в бой голодными штурмовиками, которых он сам к этому бою и готовил? О какой революции он мог бы говорить, откажись он от того самого похода на «новый Вавилон», о котором постоянно твердил своим восторженным поклонникам?

Конечно, выступать без государственного прикрытия Гитлеру не хотелось. Мгновенно утративший всю свою решительность, в те смутные дни он походил на затравленного зверя, и за всей его возбужденностью чувствовалось огромное нервное напряжение. Он без особой радости выслушал предложенный Шойбнер-Рихтером план, заключавшийся в следующем. В ночь с 10 на 11 ноября нацисты для отвода глаз проведут военные учения под Мюнхеном, после чего боевики должны войти в город и, провозгласив национальное собрание, поставить Кара перед свершившимся фактом. Гитлер не возражал, и уже через несколько минут несказанно довольный таким поворотом событий подполковник Крибель отправился готовиться к выступлению. Но даже сейчас, когда решение о выступлении было принято, Гитлера одолевали сомнения. Решительный на митингах и в гостиных, он в самую важную минуту терялся. И так будет всегда. Какое бы решение ни предстояло ему принимать, оно давалось ему с трудом, порою занимая несколько дней и даже недель.

В конце концов Гитлер дрогнул. Связавшись с канцелярией Кара, он попросил назначить ему 8 ноября встречу с ним, намереваясь уговорить его на совместное выступление. Неизвестно, как бы развивались дальнейшие события, если бы Кар принял его. Однако тот обиделся на лидера нацистов за то, что тот не явился к нему на важное совещание, и не стал с ним встречаться. В довершение ко всему 8 ноября фон Лоссова посетил граф Гельдорф, адъютант руководителя «Стального шлема» Дастюрберга. Судя по всему, он и сообщил генералу, что в Берлине никто не решается выступить против республики. Потерявший терпение фон Лоссов довольно витиевато заявил:

— Мы не намерены застревать вместе с Севером в болоте. Если у Севера нет воли к жизни, то, в конце концов, желаем мы этого или нет, это должно в той или иной форме привести к отпадению!

Понимая, что речь идет об отделении Баварии, граф поспешил к Шойбнер-Рихтеру. Тот тут же связался с Гитлером и поведал ему о своих опасениях относительно Кара, который намеревался выступить за полную независимость Баварии уже в ближайшее время.

— Все, Адольф, — подвел он итог, — больше ждать нельзя! Или мы, или они!

Через час заговорщики разработали новый план восстания. Выступление было намечено на 8 ноября, поскольку в этот день фон Кар собирался выступить со своей программной речью в пивной «Бюргербройкеллер» перед баварскими промышленниками. Гитлер должен был ворваться в зал, арестовать Кара и объявить о начале «национальной революции».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Вечером 8 ноября Гитлер облачился в свой лучший костюм и, нацепив Железный крест, вместе с Дрекслером отправился в пивную, куда должны были подтянуться вызванные им штурмовики. По дороге Гитлер спросил пребывавшего в полном неведении слесаря:

— Ты умеешь молчать, Тони?

Озадаченный слесарь кивнул головой.

— Так знай же, — торжественно продолжал Гитлер, — что мы едем не во Фрейзинг! В половине девятого я начинаю!

Когда до туго соображавшего слесаря наконец дошло, что они едут отнюдь не на безобидное собрание в пригороде Мюнхена, а начинают поход на Север, он не нашел ничего лучшего, чем сказать: «Желаю тебе успеха…».

В зале было полно народа, и Гитлер принял парадоксальное на первый взгляд решение. Он подозвал к себе полицейского офицера и под предлогом пресечения возможных беспорядков приказал ему очистить вестибюль. Даже не предполагая, для чего он наводит порядок, тот повиновался.