Ранним утром того же дня штурмовики силой забрали оружие с рейхсверовских складов в Мюнхене и отправились в Обервизенфельд, где их встретил сам Гитлер в стальной каске и с Железным крестом на лацкане пиджака. Среди боевиков царило приподнятое настроение: они находились в полной уверенности, что наконец-то настал долгожданный час тех самых революционных действий, о которых им столько говорил лидер их партии. Вскоре к ним присоединились отряды Г. Штрассера, и оживление еще больше усилилось. Все бойцы были в военной форме, и почти 20000 стальных шлемов весело блестели на солнце.
Постепенно оживление начало спадать. Время шло, а все больше нервничавший Гитлер не решался на выступление. Он то и дело вытирал обильно катившийся по лицу пот и снимал тяжелый стальной шлем.
В 11 часов появились подразделения рейхсвера во главе с Ремом, которому взбешенный самоуправством Гитлера фон Лоссов приказал любой ценой разоружить мятежников. Вместе с военными прибыли и полицейские во главе с наконец-то получившим приказ Георгом Хефлером. Они потребовали вернуть оружие на склады и разойтись. Разъяренный Гитлер набросился на Рема, словно спущенная с цепи собака.
— Ты… ты… — с трудом выдавливая от душившего его гнева слова, брызгал он слюной, — предал нас!
— Успокойся! — примирительно сказал тот. — Правительство и рейхсвер пока терпимо настроены в отношении красных… Да и Северная Германия еще не готова, так что надо подождать…
В голосе Рема слышались покровительственные нотки. Державший в руках самого фон Эппа и привыкший обращаться с людьми как с марионетками Рем разговаривал с Гитлером, которого и по сей день считал орудием в своих руках, тем самым хозяйским тоном, каким он говорил с ним в те времена, когда тот был у него на побегушках.
Гитлер обреченно взглянул на штурмовиков, оживленно беседовавших с солдатами рейхсвера, среди которых у них было много друзей. Нет, эти люди стрелять в своих старых товарищей сегодня не будут. Напрасно Штрассер и Крибель уговаривали его начать боевые действия. Гитлер так и не решился.
— А ну вас! — в конце концов махнул рукой потерявший терпение Крибель, с самого начала предлагавший занять центр города и диктовать свои условия с позиции силы.
Так и не сделав ни единого выстрела, мятежники простояли на плацу до ночи, и за это время коммунисты благополучно провели свои демонстрации.
Гитлер был вне себя. После недавнего успеха он был унижен как никогда. Его совсем не радовало то, что штурмовиков не стали разоружать на плацу, а позволили им самим отвезти оружие на склады. Он выступил в цирке Кроне, где долго и нудно что-то говорил в свое оправдание, но его не слушали — кому интересно слушать потерпевшего поражение? Толпа, как он успел убедиться, любит сильных.
Возможно, впервые в жизни в те сумрачные для него дни Гитлер так остро переживал свою ущербность. С одной стороны, он — лидер самой влиятельной партии в Баварии, а с другой — самая обыкновенная марионетка в руках рейхсвера и Эрнста Рема. В большую политику его не пускали, и он оставался инородным телом в той сложной политической игре, которая шла в то время в Баварии. Он маневрировал, бунтовал, тем не менее главные действующие лица на баварской политической сцене не пускали его дальше прихожей. Хотел он того или нет, при всех достигнутых успехах он все еще оставался человеком, таскающим из огня каштаны для других. У него была мощная армия штурмовиков, но какой от нее толк, если в самый последний момент ее могли остановить, как это было сделано в Обервизенфельде, господа из рейхсвера. Как ненавидел он этих «господ» в тот покрытый для него позором день, сознавая полнейшую беспомощность и зависимость от них, и как хотел освободиться от них! Оставалось только узнать, как это сделать…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
После столь драматических событий Гитлер впал в хандру. Он уехал в Оберзальцберг, где провел в одиночестве несколько недель. Лишившись прежней уверенности в себе и в своих заступниках, он очень боялся, что его могут выслать из Баварии, так как он все еще оставался австрийским подданным.
Оставшись в одиночестве, Гитлер судорожно искал выход из создавшегося положения и не находил его. Взойти на самый верх он мог только с помощью рейхсвера, который набирал для него войска, обучал их и командовал ими. Но вся беда заключалась в том, что по большому счету не рейхсвер был для него попутчиком, а он для него. И ему никогда не уговорить военных следовать за ним. Если только… за него не будут сами обстоятельства.