Конечно, генералам не нравилось их отстранение от планирования военных операций и сумасбродные планы бывшего ефрейтора. Снова подняла голову та самая оппозиционная Гитлеру группа, которая сложилась перед Мюнхеном. Именно она и решила убедить военных совершить государственный переворот и убрать Гитлера. Бек, Герделер, фон Хассель, Остер и Дананьи из абвера ОКВ настойчиво убеждали высших военных покончить с гитлеровским режимом. Велосипед заговорщики изобретать не стали и решили штурмом взять Имперскую канцелярию, арестовать Гитлера и его окружение. Центром заговора стало небольшое местечко в окрестностях Зоссен, и знавшие о заговоре фон Браухич и Гальдер обещали сообщить о своем решении 5 ноября.
В тот день фон Браухич был на приеме у Гитлера и снова говорил о возражениях генералитета против навязанной ему войны. Однако Гитлер впал в истерику и приказал начать наступление на рассвете 12 ноября. В запале фюрер что-то прокричал о «духе Зоссена», и фон Браухич не на штуку испугался, что Гитлеру известно о заговоре. Не менее напуганный Гальдер отказался вести какие бы то ни было разговоры на эту тему с заговорщиками, и отличный шанс спасти Германию, а вместе с ней и весь мир от страшной войны был упущен.
Ну а пока генералы терялись в догадках, что же им теперь делать, и проявляли недостойную наследников тевтонских рыцарей нерешительность, простой немецкий ремесленник Георг Эльзе в одиночку решил покончить с фюрером. Каким-то таинственным образом он сумел провести чуть ли не тридцать ночей в том самом пивном зале в Мюнхене, где Гитлер выступал в каждую годовщину ноябрьского путча 1923 года, и заложить в одну из ниш взрывное устройство.
Как всегда, Гитлер начал свое выступление в 20 часов 30 минут, но закончил он его, против обыкновения, не в 22 часа, а в 21 час 10 минут. Ровно через десять минут после его отъезда бомба взорвалась, убив восемь и ранив шестьдесят человек.
О своем очередном чудесном спасении Гитлер узнал в Нюрнберге. Как всегда в таких случаях, он пришел в необыкновенное волнение и воскликнул:
— Теперь я доволен. То, что я уехал раньше обычного, показывает, что провидение решило позволить мне достичь своих целей!
Конечно, можно по-разному оценивать спасение Гитлера. Но провидение, по всей видимости, и в самом деле хранило его, вместо него погибли восемь ни в чем не повинных человек. Вот только для чего оно его хранило?
Несмотря на растущее сопротивление военных, Гитлер и не подумал отказываться от своих военных планов. Наоборот! 23 ноября он вызвал сто старших офицеров в канцелярию и в течение двух часов излагал им свои взгляды на будущую войну.
— И в 1919-м, и в 1923 году, — заявил он, — мало кто верил в мой успех, однако само провидение сказало последнее слово… И не надо опасаться войны на два фронта. Как последний фактор я должен, при всей своей скромности, назвать мою собственную персону незаменимой. Ни военное, ни гражданское лицо не может заменить меня. Пусть попытки покушений продолжаются. Я убежден в силе моего интеллекта и решимости… Существующее сейчас соотношение сил никогда не будет более благоприятным… И прошу всех вас запомнить: если у нас, лидеров, будет отвага, которой проникнется каждый стрелок, нас победить будет невозможно! Что же касается меня, то я не уклонюсь ни от чего и уничтожу любого, кто против меня… Только тот, кто борется с судьбой, может обладать хорошей интуицией. За последние годы я много раз убеждался в силе моей интуиции. Даже в нынешних обстоятельствах я вижу действие провидения. Если мы пройдем через эту борьбу победоносно — а мы пройдем, — наше время войдет в историю нашего народа. Я выстою или паду в этой борьбе. Я никогда не переживу поражения моего народа. Никакой капитуляции перед внешними силами, никакой революции изнутри…
Если бы эту речь фюрера услышали те, кто был с ним в ноябре 1923 года, то они с сожалением отметили бы, что прошедшие годы так ничему и не научили Гитлера. Та же спешка, та же слепая вера в себя и то же непонимание реальной жизни. Единственная разница была только в том, что тогда, в 1923 году, Гитлер был никем и зависел от воли очень многих людей, которые так или иначе сдерживали его. Теперь же он стал полновластным хозяином Германии и мог творить все, что хотел.
Фон Браухича речи Гитлера не убедили, он не пожелал участвовать в навязанном ему балагане и подал прошение об отставке. Однако Гитлер не принял ее.
— Это не делает вам чести, фон Браухич, — запальчиво воскликнул он. — Главнокомандующий должен выполнять свой долг точно так же, как и любой другой солдат! И прошу вас еще раз запомнить: я не потерплю пораженческого духа Зоссена в моей армии и покончу с ним, чего бы мне это ни стоило! С вами или без вас!
И все же дату выступления против Франции он изменил и перенес операцию на май будущего года. Справедливости ради надо заметить, что эта дата будет меняться еще 14 раз, в то время как подготовка к войне шла самая серьезная.