Гитлер. Неотвратимость судьбы

Тем временем Гитлер шел дальше, и теперь на очереди стояла давно волновавшая всех немцев проблема возвращения демилитаризованной все тем же Версальским договором Рейнской зоны, благо удобный предлог для этого имелся. Им стало франко-советское соглашение о взаимопомощи от 1935 года, в котором Гитлер увидел дестабилизацию Локарнского договора, что и позволило Германии отказаться от выполнения его условий. И уже в мае 1935 года по приказу Гитлера немецкое командование приступило к разработке плана «Шулюнг» — о повторной оккупации Рейнской зоны.

А вот решительных действий фюреру пришлось ждать еще почти целый год. После того как стало совершенно ясно, что Муссолини увяз в Абиссинии, Лига Наций оказалась беспомощной перед лицом агрессора, а французский парламент 27 февраля 1936 года ратифицировал договор с Москвой, Гитлер уже знал, чту ему делать. Назвав этот договор смертным приговором Локарнскому соглашению, Гитлер отдал приказ своим войскам, и 7 марта три немецких батальона перешли через Рейн. При этом они имели строгое указание немедленно отступить при первой же попытке французов остановить наступление. Однако начальник французского Генерального штаба генерал М. Гамелен дрогнул и ограничил свои действия тем, что предложил сконцентрировать на линии Мажино 13 дивизий. Как знать, не этот ли его поступок поощрил Гитлера на дальнейшие подвиги. Прояви Гамелен большую решительность, и нацисты получили бы весьма чувствительный удар по своему авторитету. Но этого не случилось.

«Едва весть о реоккупации области достигла Лондона и Парижа, — пишет в своей книге «Гитлер и Сталин» А. Буллок, — как вслед за ней поступили новые далеко идущие мирные предложения Германии. Взамен отвергнутого «Пакта Локарно» Гитлер предложил Франции и Бельгии заключить пакт о ненападении сроком на 25 лет с приложением пакета о военно-воздушных силах, которому Англия придавала весьма большое значение. Новое соглашение должно было быть подкреплено гарантиями со стороны Великобритании и Италии, а также Голландии, если бы та этого пожелала. Новую демилитаризованную зону предлагалось провести по обе стороны границы, ставя тем самым Францию и Германию в равное положение; в то же время Германия предлагала подписать пакты о ненападении своим восточным соседям по образцу пакта, заключенного с Польшей. Наконец, восстановив равные права с другими государствами, Германия предложила бы вернуться в Лигу Наций и обсудить реформу устава Лиги, а также возможное возвращение своих прежних колоний.

Позднее Гитлер признавал: «48 часов, прошедшие после вступления в Рейнскую область, явились самыми нервозными в моей жизни. Если бы французы после этого сами вошли туда, нам пришлось бы отступить поджав хвост, поскольку имеющиеся в нашем распоряжении военные силы были совершенно недостаточны даже для оказания видимого сопротивления».

Согласно показаниям генерала Йодля, которые он давал на Нюрнбергском процессе, немецкие войска состояли из одной-единственной дивизии, но уже в демилитаризованной зоне к ней присоединились четыре дивизии вооруженной полиции, которые, пройдя интенсивную подготовку, были превращены в четыре пехотные дивизии.

Французские войска все еще сохраняли подавляющее численное преимущество, однако у них напрочь отсутствовала воля; не было даже оперативного плана на этот вполне предсказуемый случай. Последовали тревожные консультации между Парижем и Лондоном, а также протесты, правда, сопровождавшиеся призывами к благоразумию и спокойствию. Люди говорили, что в конце концов Рейнская область — часть Германии; немцы не нарушали французской границы, а лишь «занимали собственный огород»… В какой-то момент, когда представители держав — участниц «Пакта Локарно» — собрались в Лондоне в конце недели после оккупации, могло показаться, что их реакция ожесточится. Сообщения об этом были получены в Берлине, и германский генштаб через генерала фон Бломберга призывал Гитлера подать какие-нибудь мирные сигналы, например, вывести три батальона, перешедшие через Рейн, и пообещать не строить укреплений на западном берегу реки. После некоторых колебаний Гитлер все же отказался и после этого навсегда невзлюбил высшие армейские чины из-за их неуверенности в тот момент, когда сам он остался непоколебим. Прошло немало лет, и, вспоминая о прошлом как-то после ужина, он не преминул публично одобрить сделанное им в далеком 1936-м: «А что произошло бы тогда, 13 марта, если бы кто-то другой, а не я, стоял во главе рейха! У любого, кого бы вы ни назвали, сдали бы нервы. Я обязан был лгать, и нас спасли именно мое непоколебимое упрямство и потрясающий апломб. Я пригрозил, что если ситуация не разрядится в ближайшие двое суток, то я пошлю в Рейнскую область еще шесть дивизий. А на самом-то деле у меня было всего четыре бригады!»