Дипломаты тут же дали Гитлеру совет не вмешиваться во внутренние дела Испании. Однако после консультаций с Герингом, фон Бломбергом и адмиралом Канарисом фюрер все же решил оказать помощь Франко. Но не бескорыстно, а за испанские хромовую руду, которая шла на производство брони, и вольфрам. Немецкие самолеты приступили к переброске войск Франко, а в начале августа в Испанию был направлен немецкий экспедиционный корпус. Оказывал Гитлер и другую помощь в виде поставки боеприпасов и снаряжения (хотя она даже и сравниться не могла с тем, что делал для мятежников Муссолини).
В ноябре Гитлер и Муссолини признали Франко и испанских националистов законным правительством страны. Однако попытка генерала взять Мадрид не увенчалась успехом. К явному неудовольствию Гитлера, война затягивалась, и ему надо было подумать, как выйти из нее без особого урона для собственного престижа. Именно по этой причине он отказал своему представителю при Франко генералу Фаупелю, который требовал прислать в Испанию три армейские дивизии.
Если же говорить о гражданской войне в Испании с политической точки зрения, то она пришлась для Гитлера как нельзя кстати. Он спокойно наблюдал за грызней ведущих держав по поводу Средиземноморья и продолжал заниматься перевооружением. И, конечно, ему было выгодно сосредоточить все внимание ведущих европейских стран на событиях в Испании как можно дольше, поэтому он и не стремился обеспечить Франко быструю победу. Фюрер вел себя так, чтобы франкисты не терпели поражения, но в то же время основное бремя войны взвалил на себя его друг и приятель Муссолини. И чем глубже Италия увязала в Испании, тем напряженнее становились ее отношения с Францией и Англией, что неизбежно толкало ее в сторону Германии, с которой она уже начала сближение во время своей абиссинской авантюры.
Более того, в секретной речи в ноябре 1937 года Гитлер однозначно заявил, что полная победа Франко нежелательна для Германии. «Наши интересы, — заявил он, — состоят в продолжении войны и в поддержании напряженности в Средиземноморье». Помимо всего прочего война в Испании давала фюреру возможность готовить крестовый поход против большевизма, испытывать оружие в реальных боевых действиях и дать возможность своим офицерам и особенно пилотам приобрести бесценный боевой опыт.
Как и предвидел Гитлер, не пожелавшая оставаться в изоляции Италия первой сделал шаг ему навстречу. 23 октября 1936 года Чиано встретился с Гитлером, и тот сразу же заявил о необходимости как можно быстрее заключить прочный союз и попытаться привлечь к нему другие страны под лозунгом борьбы против большевизма.
Чиано охотно согласился, и стороны договорились о том, что итальянской сферой интересов остается Средиземноморье, а немецкой — Балтика и Восточная Европа. А еще через неделю Муссолини впервые заговорил об «оси Берлин-Рим». Более того, в те самые минуты, когда подписывался германо-итальянский договор, Риббентроп и японский посол составляли документ о направленном «против подрывной деятельности Коммунистического интернационала» японо-германском союзе. 25 ноября акт был подписан, а еще через год к нему присоединилась Италия. Гитлер повел себя очень тонко, и продиктованный им секретный протокол к официальному тексту был направлен против Советского Союза. В этом документе партнеры договорились в случае неспровоцированного нападения Москвы на одного из них «выработать меры по защите общих интересов».
Конечно, вокруг оси Берлин-Рим-Токио было больше шума, так как Гитлер весьма пренебрежительно относился к азиатским странам, считая их пригодными лишь для того, чтобы использовать в нужный момент против Советского Союза.
Другое дело Италия. Здесь все было сложнее, поскольку его нападение на Австрию полностью зависело от Муссолини, который все еще продолжал считать историческую родину Гитлера сферой своих интересов. Фюреру предстояло преодолеть то наследие недоверия и ревности, которую итальянцы испытывали к Германии в отношении ее устремлений в Австрии. Но Гитлер хорошо знал, с кем имеет дело. Амбиции Муссолини в Средиземноморском регионе, его стремление быть всегда на стороне победителей и участвовать в «ощипывании» вырождающихся демократий, его негодование в отношении Англии и Франции в связи с санкциями и, наконец, ущемленное тщеславие диктатора с ярко выраженным комплексом неполноценности в международных отношениях — все это подчеркивало выгоды того самого партнерства, которое ему навязывал Гитлер. И по большому счету настоящее сближение между двумя диктаторами произошло в сентябре 1937 года, когда Муссолини прибыл с государственным визитом в Германию в специальной сшитой для этого случая униформе.