Гитлер. Неотвратимость судьбы

Троост был сторонником спартанского традиционализма с некоторыми элементами модернизма, в то время как сам Гитлер в то время предпочитал пышное барокко. Он очень ценил своего приятеля, который дал ему много ценных советов при перестройке шале «Барлоу» на Бриеннерштрассе в Коричневый дом. И не случайно сразу после прихода к власти Гитлер поручил Троосту возвести на Кенигсплац «Строение фюрера», которое он намеревался использовать для служебных целей. Тот же Троост сделал проект и к Дому германской культуры, который очень понравился фюреру. К великому сожалению Гитлера, Троост умер в 1934 году, и перестройку Мюнхена он доверил Герману Гиздеру. И все же главным придворным архитектором Гитлера был не кто иной, как Альберт Шпеер.

Вдоволь находившись по представителям богемы, Гитлер возвращался домой, но вскоре снова уходил — на этот раз обедать или, что бывало чаще, ужинать. Чаще всего он посещал «Остериа Бавариа», а его «второстепенные» помощники вкушали в небольшом, но очень уютном ресторанчике с итальянской кухней на Шеллингштрассе. Самого фюрера чаще всего сопровождали Макс Аманн, Мартин Борман, Путци Ганфштенгль и Шпеер.

Неизменным лицом во всех этих застольях был Генрих Гофман, который давно уже играл при Гитлере роль придворного шута и как мог развлекал фюрера. Особенно Гитлеру нравилось то, как его фотограф пародировал и изображал известных нацистов. И, хотя у самого Гитлера чувство юмора отсутствовало напрочь, он от души смеялся, наблюдая за кривляниями своего шута. Особое удовольствие фюреру доставляли пародии на заикавшегося Роберта Лея, хромого Геббельса и всегда пребывавшего в напряженном состоянии Гесса. Довольно часто в их компанию попадал какой-нибудь художник или архитектор, но свою возлюбленную Еву Браун он брал с собой крайне редко.

В «Остериа Бавариа» у Гитлера был свой столик в небольшой, отделенной от общей залы, комнате. Как только директор ресторана узнавал о посещении Гитлера, он выпроваживал из комнаты посетителей. Затем появлялись два эсэсовца, которые перекрывали вход в комнату цветным шнуром. Затем входил фюрер со своей компанией. Но самое интересное заключалось в том, что практически все посетители общей залы имели возможность вблизи видеть обедавшего фюрера и при желании выстрелить в него или кинуть бомбу. Фюрер никогда не требовал усиленной охраны своей персоны.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как уже говорилось, фюрер не любил рутинной работы и никогда не вмешивался в руководство ею. Не царское это было дело: все его мысли были направлены на то, как бы поскорее восстановить пусть и не сильно, но все-таки пошатнувшийся после провала венского путча авторитет. По-прежнему дамокловым мечом висел над ним и Версальский договор, который он поклялся разорвать, чего бы это ему ни стоило.

И такой случай ему вскоре представился. В январе 1935 года в Саарской области был проведен плебисцит, который предопределил возвращение Саара в германское государство. Гитлер постарался использовать этот и на самом деле большой успех и обнародовал те меры, принятия которых давно уже добивались военные. 9 марта он объявил о том, что ни для кого уже давно не было секретом: что Германия имеет собственные военно-воздушные силы. Еще через неделю последовало сообщение о введении в стране всеобщей воинской повинности и создании полумиллионной армии из 36 дивизий, тогда как по Версальскому соглашению Германия имела право всего на 21 дивизию. Правда, теперь вместо привычного рейхсвера появился вермахт, который, как говорилось в законе, являлся «носителем оружия и школой солдатского воспитания немецкого народа». Поддержал Гитлер и идею ускорения темпов перевооружения армии; по его словам, гонка вооружения в Германии являлась ответной мерой на вооружение Франции и СССР. Так, к великой радости всех немцев, была пробита первая брешь в ненавистном Версальском договоре, который уже столько лет не давал покоя воинственным потомкам тевтонов.

Конечно, создание нового очага напряженности в Европе не понравилось, и 11 апреля 1935 года представители Франции, Англии и Италии в Стрезе не только осудили наглые действия Берлина, но и в очередной раз гарантировали независимость Австрии. Гитлер не остался в долгу и 21 мая подписал второй закон об обороне рейха, который давал ему право в качестве верховного главнокомандующего объявлять войну и мобилизацию. А затем произнес в рейхстаге одну из своих самых ярких речей, в которой в очередной раз показал свою удивительную способность сочетать любые односторонние действия с интуитивным пониманием стремления к миру.