— Кровь, — вещал он, — пролитая на европейском континенте за последние 30 лет, никак не соответствует национальным результатам событий. В конечном счете Франция осталась Францией, Германия — Германией, Польша — Польшей, а Италия — Италией. Все, чего удалось добиться династическому эгоизму, политическим страстям и патриотической слепоте в отношении якобы далеко идущих политических изменений с помощью рек пролитой крови, — все это в отношении национального чувства лишь слегка коснулось кожи народов… Главный результат любой войны — это уничтожить цвет нации… Германия нуждается в мире и желает мира. И когда я слышу из уст британского государственного деятеля, что подобные заверения ничего не значат и что единственным доказательством искренности является подпись под коллективными пактами, то я должен попросить г-на Идена, чтобы он помнил, что иногда гораздо легче подписывать договоры, делая мысленную оговорку, что в решительный час можно пересмотреть свое отношение, нежели заявлять перед лицом всей нации, в обстановке полной гласности, о своей приверженности политике, служащей делу мира, поскольку она отвергает все то, что может привести к войне.
Заклеймив войну как «ужасное и бессмысленное деяние», Гитлер заверил весь мир в том, что Германия не помышляет ни о какой войне и единственное, чего она хочет, так это только «справедливого мира для всех».
— Германский рейх, — заявил фюрер, — признает нерушимость европейских границ, отказывается от всяческих притязаний на Эльзас и Лотарингию, и как только Лига Наций отменит позорный Версальский договор, Германия сразу же вернется в нее.
Как это ни покажется странным, но Гитлеру и на этот раз удалось ввести в заблуждение практически весь мир. Лондонская «Тайме» назвала его речь «мудрой, откровенной и всеобъемлющей», и многие другие средства массовой информации восторженно цитировали слова Гитлера: «Если кто-нибудь зажжет в Европе огонь войны, значит, он хочет хаоса. Мы тем не менее живем с твердой уверенностью в том, что наше время будет ознаменовано возрождением Запада, а не его упадком. Германия могла бы внести в это дело бессмертный вклад, она на это надеется и непоколебимо верит». В результате всех этих «телячьих восторгов» Лондон дал согласие на предложение фюрера начать переговоры по флоту.
Сближение Гитлера с Лондоном не было случайным. Еще в «Майн кампф» он говорил о важности союза с Великобританией. Континентальное будущее Германии было на Востоке, и Лондон представлялся самым естественным союзником по той простой причине, что вся его сила была сосредоточена в колониях, торговле и на море при полном отсутствии интересов в самой Европе.
25 марта 1935 года в Берлин прибыл министр иностранных дел Англии Д. Саймон и лорд-хранитель печати А. Иден. Гитлер очаровал своих гостей, а потом показал им карту колониальных владений европейских стран, заметив, что у Германии очень мало «жизненного пространства» и что терпеть дальше такое положение нельзя. Затем он долго говорил о защите Европы от большевизма, из чего англичане сделали вывод, что фюрер желал бы иметь с их страной более тесные контакты, нежели с Францией.
Переговоры продолжались весь июнь, и в конце концов было решено, что немецкий флот составит 35% от британского, а по подводным лодкам — 60%. Германии разрешалось построить 5 линкоров, 2 авианосца, 21 крейсер и 64 эсминца. После проведенных переговоров новому министру иностранных дел Великобритании С. Хору пришлось доказывать США, Франции, Италии и Японии, что морское соглашение с Германией отнюдь не является свидетельством его двуличной политики, а положит конец неконтролируемой гонке морских вооружений.
Да, говорил он, наверное, уже нельзя препятствовать возрождению немецкой военной мощи, но тем не менее морское соглашение с Берлином обеспечивает превосходство британского и французского флотов над германским. Что же касается Гитлера, то он очень доволен тем, что ему наконец-то удалось пробить первую брешь в Версальском договоре и добиться согласия одной из участниц Антанты на восстановление вооруженных сил рейха.
Подписанное в июне 1935 года морское соглашение с Британией имело далеко идущие последствия. Мало того, что Гитлер снова показал себя заботливым лидером нации, который спит и видит, как бы избавить Германию от позора Версаля, двуличная политика Лондона позволила германскому флоту стать «хозяином Балтики» и поощрила Б. Муссолини напасть на Абиссинию. Все это предопределило развал и без того хилой коалиции, которая была создана против нацистов в Стрезе.