Гитлер. Неотвратимость судьбы

— Здесь, — лицемерно вздохнул Гитлер, — мы совершенно расходимся. Разделение доходов предприятия среди рабочих и их право на участие в управлении заводом — это марксистские принципы. Я считаю, что право отказывать влияние на деятельность частных предприятий должно принадлежать только государству, которым руководит высший класс…»

На этом в высшей степени знаменательная беседа Гитлера и Отто Штрассера закончилась. Если еще раз внимательно просмотреть ее, то складывается впечатление, что победил в этом теоретическом споре Штрассер. Но это далеко не так. Пройдет всего несколько лет, и Германия превратится в могучее капиталистическое государство с передовой экономикой, которая позволит ей начать европейскую войну.

Апологеты социализма и сторонники Сталина тоже будут говорить о мощном социалистическом государстве, которое совершило резкий скачок вперед. Да, это было так, только с той лишь разницей, что экономика Германии дала немцам самую что ни на есть достойную жизнь, в то время как в России и по сей день подавляющее большинство населения влачит жалкое существование. Ну а если мы вспомним, как жили «простые» советские люди в 1930-е годы, то, кроме слез, эти воспоминания ничего другого вызвать не могут. Тяжелейшая работа, жизнь в бараках, нищенская заработная плата, тюрьмы, этапы и лагеря — вот и все, что дал в то время людям «построенный в боях социализм». Что же касается значения этой самой беседы для идейной жизни партии, то она сыграла в ней большую роль, поскольку именно в разговоре с Отто Штрассером Гитлер окончательно установил идеалы национал-социализма.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Во время своей последней встречи с Отто Штрассером Гитлер ни разу не повысил голоса, не спорил и не оскорблял собеседника, что для такого импульсивного человека и игрока казалось странным. Но именно это спокойствие и насторожило Штрассера. Судя по всему, Гитлер принял решение, он был для него уже отработанным материалом, и никакое выяснение отношений больше не интересовало фюрера.

Так оно и было. Уже в конце июня Гитлер приказал Геббельсу исключить Отто Штрассера и его сторонников из партии. Давление на Штрассера росло с каждым днем, и в конце концов тот заявил брату:

— Грегор, я выхожу из партии…

— А я должен остаться, — ответил брат.

Грегор не решился на разрыв с Гитлером. Он не только отказался от своих газет, но и публично осудил поведение брата.

Издательство «Кампф» юридически осталось за Отто, но вследствие объявленного ему партией бойкота его дела шли все хуже, тогда как «Ангриф» Геббельса процветал. И тогда Отто Штрассер вместе со своими друзьями основал «Боевое сотрудничество революционных национал-социалистов», которое стали называть «Черным фронтом».

Гитлер с помощью Геббельса ответил хорошо поставленной пропагандистской кампанией. На этот раз он сам взялся за перо и обозвал Отто «сомнительным бездарным писакой и скрытым большевиком». Геббельс договорился до того, что Отто Штрассер… состоит на жалованье у Сталина. Не остались в стороне и региональные лидеры СС и СА, объявившие, что каждый, кто осмелится поддерживать Отто Штрассера или читать его газеты, будет немедленно исключен из партии.

Одних газет Гитлеру показалось мало, и он натравил штурмовиков. 10 июля 1930 года на Отто Штрассера и сопровождавших его людей напала группа «хулиганов». Избив спутников Штрассера, они быстро исчезли.

— Я знаю их всех. Это штурмовики… — сказал тяжело раненный инвалид войны Брем, занимавший ответственный политический пост в своем округе.

— Я в этом и не сомневаюсь, — ответил Штрассер.

Однако ни устроенная Гитлером пропагандистская кампания, полная клеветы и оскорблений, ни ночные нападения на сторонников ненавистного Отто не дали желаемого результата, и тогда Гитлер решил разорить Штрассера, изъяв доли его брата Грегора и Ганса Хинкеля в «Кампфферлаг».

Но загнанный в угол Отто Штрассер не сдавался. Ему удалось объединить в свой «Черный фронт» всех, кого не устраивали ни Веймарская республика, ни нацисты. Главную свою задачу он видел в постоянном отпоре нацистам, и его «Черный фронт», по словам самого Отто, превратился в «невидимую, но вездесущую силу, внушавшую ужас Гитлеру и его приспешникам даже тогда, когда мне пришлось уехать за границу».