Сквозь кристалл антистрофического дифирамба, с его психологическими антиномиями и музыкальными контрастами, с его чудесными кругами и вихрями сатирического пляса, с его театральным маскарадом, скрывающим за собою великую идею лицедейного ипокритства, мы видим фигуру возникающей новой культуры народности. Ионийцы заполняют арену рождающейся цивилизации европейского мира. Они оборотливы, связывают острова и полуострова Средиземного моря с Италией, торгуют с далеким Востоком, встречаются и соприкасаются с семитическими племенами, вовлекая в себя их элементы, пиратствуют и воюют, скитаются и путешествуют, и среди всей этой кипучей многоликой жизни поют воинственные гимны Аполлону, завоевательно переделывают и перекорчёвывают дифирамб Диониса. Какая величественная панорама! Какая многозначительная для культуры мира работа над девственной целиной благодатной страны!
Когда дифирамбы стали приобретать драматический характер, они потеряли свои антистрофы. Это свидетельство, исходящее от Аристотеля. Греческий мыслитель называет новые дифирамбы не драматическими, а подражательно миметическими. Подражать природе и жизни людей это значит передавать и отподоблять их в драматическом ракурсе, в перспективе морально-волевых напряжений, в планах героической борьбы и страданий. Жизнь индивида вдруг начинает отливаться в объективные формы. Если в антистрофическом дифирамбе, только издали воспринимающем веяния гиперборейского духа, человек всё ещё обращен к самому себе, к своей постоянно раздвигающейся психике, то здесь весь центр тяжести переносится в стихию вне лежащего мира, с её материальными и идеальными рычагами, чтобы иной арене разрешена была задача не личного, а универсального характера. Вот когда волевой принцип социального и интеллектуального строительства становится главным мотивом работы и творчества. Своим замечанием на чистую, казалось бы, эстетическую тему Аристотель указывает на новую фазу в развитии всей эллинской культуры, как это и свойственно Аристотелю, как это бывает у всех крупных мыслителей: за их точной и скупой лингвистикой проницательный историк прозревает мятущиеся элементы материального, плотского порядка.