Гиперборейский Гимн

То, чего не достиг Филоксен с острова Кифиры (435–380) и Тимофей Милецкий (357), получило своё осуществление гораздо раньше в деятельности Ариона. Арион мефимнейский, с ионичесского острова Лесбоса (около 600)[56], сам рапсод и служитель культа Аполлона, наложил оковы на творчество пеласгических масс и перелил дифирамб в гармоническую форму. Это не был претворитель старых элементов, каким и хотели быть Филоксен и Тимофей, не механический комбинатор равнородных стихий, а именно героический завоеватель на почве искусства, всегда соприкасающейся с реальным бытом народных масс. Имя Ариона окружено легендою. Геродот рассказывает о нём, что, возвращаясь из Италии и направляя путь к царю из рода Гераклиодов Периандру в Коринф, Арион подвергался нападению разбойников. Надев на себя парадные облачения и взяв в руки струнную кифару, он стал на корме корабля и пропел воинственную песню в честь Аполлона. Вслед затем он кинулся в море. Исчезая в волнах, он был подхвачен дельфином, который и доставил его к коринфским берегам. Всё чудесно и прекрасно в этой знаменательной и хорошо рассказанной легенде. Уже самое происхождение Ариона с острова Лесбоса выдает в нем ионийца – утонченный вариант единой пеласгической расовой основы. Физиологический корень пеласгов дает всё более и более тонкие и пышные психологические побеги. На этих побегах развертываются сочнейшие цветочные одеяния. Арион служитель культа Аполлона. Вот откуда произойдет спасение. Носитель нового формального принципа в области эстетики, трубач новых военно-политических идей на почве социальной, революционная сила высшего порядка, коснувшаяся гиперборейских источников света. Арион начинает настоящую борьбу с диким древним самородком. Геродот сообщает в этом отношении немногое. По его словам Арион первый из людей сотворил дифирамб, дал ему наименование и демонстрировал его в Коринфе с театральной эстрады. Вот и всё, что знает о нём Геродот. Прокл не рассказывает об Арионе ничего самостоятельного. Он ссылается только на свидетельства Пиндара и Аристотеля, причём указания Аристотеля на то, что Арион ввел в представление дифирамба момент хоровода, представляет огромный интерес. Схолиаст повторяет это же сведение за Аристотелем, очевидно также оценивая прелестную деталь в развитии дифирамбически плясовой песни. Наконец, Свидас как бы резюмирует все догадки истории о поэтическом и реформаторском творчестве Ариона. Он создатель трагического вида песнопений, прелюдии к эпическому роду творчества. Песни свои Арион первый облекал в хоровую и хороводную структуру. Он дал дифирамбу название и в исполнение его он ввел сатиров, произносящих ритмически стройные слова.

Ничего другого мы не знаем об Арионе, творце нового дифирамба. Для всех историков и исследователей общею предпосылкою при этом является главнейший поворотный момент в поэтической деятельности Ариона: введение в дифирамб антистрофы, т. е. разбитие драгоценного алмаза на два отшлифованных же бриллианта. Это фокус нового света в движении универсальной поэтики. Что значит внесенный сюда дуализм с высот апполонического культа? Если представить себе это в простоте, в близких и понятных чертах, то мы окажемся перед концепцией единой темы, постоянно преломляющейся в калейдоскопе сложного творчества музыкально поэтическим двуединством. Явление такого двуединства можно подметить в простейших частушках и куплетах крестьянских и солдатских масс, и его же находим мы в самых возвышенных образцах лирики и драмы. Душа выступает тут в её минутных противоречиях, в игре непримиренных настроений, не слившихся голосов воли и сердца. Это кантовские антиномии на их путях к органической диалектике высшего порядка. Происходит нечто решающей важности для истории всей эллинской культуры: распад первоначального единства, который впоследствии, в дальнейшем этапе морального и эстетического развития античного духа, приведет к установлению заключительного единства на основе новых апполонических, гиперборейских начал.

– 3 —