– Я решила пройтись по замку, и вот заглянула к вам. Миссис Коулсон, надеюсь, мы познакомимся поближе и вы поможете мне лучше узнать этот дом. Вы давно служите в замке, и кто, как не вы, сумеет о многом рассказать.
Экономке пришелся по душе простой дружеский тон новой хозяйки, и она с улыбкой ответила:
– Конечно, ваша светлость. Что именно желали бы вы узнать?
– О, ничего определенного. Разумеется, как можно больше об этом поместье, в котором мы, наверное, будем подолгу жить. Быть может, мы с вами попьем чаю в желтой гостиной? Мне она нравится, в ней солнечно и тепло. Я хотела бы даже превратить ее в свою собственную.
– Прежняя герцогиня, мать его светлости, тоже любила эту комнату.
Дафна на минуту задумалась, должна ли испытывать по этому поводу неловкость, и решила, что нет: просто ее вкус в чем-то совпадает со вкусом покойной матери Саймона. Что здесь такого?
– Я уделяла особое внимание этой комнате, – продолжала миссис Коулсон, – все прошедшие годы. Примерно три года назад сменила обивку мебели. Ездила в Лондон, чтобы найти точно такую, какая была раньше.
– Как мило с вашей стороны, – одобрила Дафна, уже выходя вместе с экономкой из комнаты. – Прежний герцог, вероятно, очень любил жену, раз велел следить за комнатой, которая ей так нравилась.
Миссис Коулсон ответила после некоторой заминки:
– О нет, это было мое решение, миледи. Покойный герцог выдавал определенную сумму на поддержание дома, но, уверена, нынешний герцог одобрит, что сохранила в неизменном виде любимую комнату его матушки.
Миссис Коулсон отдала распоряжение сервировать чай в желтой гостиной и продолжила:
– Ваш супруг, миледи, никогда не видел ее, бедняжку. Ох какая это была страдалица! Как много болела! И все же решилась – герцог так этого хотел – родить еще одного ребенка. До этого все ее крошки умирали. Это были девочки, а хозяин хотел сына и требовал сына… – Она помолчала, видимо, отягощенная воспоминаниями. – Знаете, я тогда не приглядывала за домом, а была горничной герцогини и компаньонкой. А моя дорогая матушка, царство ей небесное, служила у нее няней.
– О! – воскликнула Дафна. – Вы были достаточно близки с хозяйкой.
Она, конечно, знала, что зачастую аристократические семьи обслуживаются целыми поколениями слуг.
Миссис Коулсон сдержанно кивнула:
– Да, ее светлость делилась со мной многими своими радостями и горестями. Только радостей было совсем немного.
Они уже вошли в желтую гостиную, и Дафна, опустившись на солнечного цвета софу, сказала:
– Садитесь и вы, миссис Коулсон.
Та немного поколебалась, может ли позволить себе такую вольность, но все-таки присела и продолжила:
– Поверьте, смерть хозяйки разбила мне сердце. – Она виновато взглянула на Дафну. – Вы простите, что я так говорю?
– О, что вы, конечно, миссис Коулсон. – Ей хотелось как можно больше услышать об этой семье, особенно о детстве Саймона. – Пожалуйста, расскажите что-нибудь еще.
Глаза экономки снова затуманились от слез.
– Ах, герцогиня была замечательной женщиной!.. Самая добрая душа на свете. У них с герцогом… не было особой любви… Нет, не было. Но они неплохо ладили друг с другом. – Экономка выпрямилась. – И знали свои обязанности. Ответственность перед родом. Понимаете меня, миледи?
Дафна кивнула, и миссис Коулсон продолжила:
– Хозяйка тоже хотела… очень хотела родить сына. Доктора все, как один, твердили «нельзя», но она решила во что бы то ни стало… – Рассказчица опустила глаза, ненадолго задумалась. – Как она плакала у меня на руках каждый месяц, когда у нее случались кровотечения… Понимаете?
Дафна снова кивнула, пряча за этим движением охватившее ее странное тягостное чувство. Ей было тяжело слышать о стоических усилиях несчастной больной женщины, благодаря которым появился на свет Саймон, ее Саймон, который и слышать не желает о детях… о рождении их детей.
Миссис Коулсон, не обратив внимания на ее смятение, продолжила рассказ:
– Как часто я слышала от нее жалобы, что какая же она герцогиня, если не в состоянии продолжить род. Как она рыдала, бедняжка! Каждый месяц… Каждый месяц…
Невольно Дафна подумала, уготована ли ей похожая судьба: плакать каждый месяц из-за своего бесплодия? Но ведь это не так! Ей заранее известно, что детей у нее быть не должно… Но почему?..
– …и чуть ли не все считали, и она думала так, что вина целиком на ней, что она бесплодная смоковница. Но разве это справедливо, спрашиваю я вас? Разве всегда женщина виновата? А мужчина всегда ни при чем? – воскликнула экономка.
Дафна не ответила.
– Я так и твердила ей снова и снова, что она не должна брать всю вину на себя. Я говорила… – Миссис Коулсон умолкла, покраснела и сглотнула, прежде чем заговорить снова. – Могу я быть откровенна с вами, миледи?
– Конечно, продолжайте.
– Моя добрая матушка толковала: что утроба, значит, ничего не может поделать, если семя нездоровое. Уж простите, ваша светлость. И еще матушка говорила, что утроба не может жить без сильного, ядреного семени.
Дафне оставалось лишь приложить усилия, чтобы лицо ее выглядело бесстрастным.