Героиня по вызову 3

Сделав такой вывод, я стала двигаться увереннее и внимательнее изучать пройденные этажи и довольно быстро заметила то, на что раньше не обращала внимания – статуи были каждый раз немного другие. Они уже не поднимали руки к потолку, да и капюшоны не были надвинуты глубоко. Теперь это были просто женщины, стоящие в свободных позах. Я прошла ещё несколько этажей и капюшоны упали, открывая лица, молодые и красивые, какими бывают только… ну, лица статуй.

Ещё несколько этажей – и ранее одинаковые фигуры стали меняться. Одна словно бы стала меньше и обрела скорее девчоночьи черты, другая же слегка согнулась, как старуха, идеальное лицо изрезали морщины.

Ещё несколько этажей. Теперь лица меняются вслед за телами, становясь менее абстрактно-прекрасными и более живыми, на них явно заметен возраст – девочка улыбается, женщина уверенно смотрит вдаль, старуха хмурится.

Ещё несколько этажей. Статуи перестали смотреть куда-то вдаль: они опускают головы, всё сильнее и сильнее, пока наконец не останавливают взгляд на площадке, на которую я поднимаюсь.

Ещё несколько этажей. На лицах статуй удивление, которое сменяется недовольством.

Ещё несколько этажей. Недовольство сменяет смятение, а затем ненависть. Злоба заметна в каждой вырезанной неизвестным скульптором морщинке, в порывах каменных саванов, в протянутых ко мне руках.

Ещё несколько этажей. Теперь лица меняются. Злые гримасы начинают превращаться в гротескные маски, изящные пальцы вытягиваются узловатыми корягами, рты разеваются в беззвучных криках, глаза западают всё глубже.

Ещё несколько этажей. В раскрытых ртах я теперь иногда вижу по два, а то и три ряда кривых зубов. Глаза западают глубже, ещё глубже, всё меньше напоминая человеческие. Руки и тела становятся тоньше, меняются пропорции.

Ещё несколько этажей. Глаза окончательно запали в черепа, я больше их не вижу, зато я вижу каналы-глазницы, уходящие вглубь куда дальше, чем должны позволять габариты черепа. И эти каналы усеяны тонкими игольчатыми зубами.

Ещё несколько этажей. Теперь ненависть плотной плёнкой оседает на всех деталях композиции этих залов. Статуи тянут ко мне каменные руки, в их ртах иглы тонких зубов походят на таковые в бывших глазницах.

Ещё несколько этажей. Теперь они сходят с постаментов, сначала осторожно, как бы пробуя возможности, потом всё увереннее. С каждым следующим моим подъёмом они приближаются к лестнице. Под каменными балахонами угадываются очертания, которые никак не могут принадлежать обычным ногам.

Ещё несколько этажей. Я уже могу коснуться тянущихся ко мне рук, но не делаю этого – незачем. Искажённые злобой лица всё ближе, и я вижу, что каждая статуя в два-три раза превосходит размеры человеческого тела.

Ещё несколько этажей. Теперь я почти задеваю протянутые ко мне пальцы плечами, когда иду мимо. В чём бы ни была задумка неизвестного художника, скоро я пойму её смысл.

Последний этаж — лестницы больше нет. Три огромные фигуры нависают надо мной. Раскрытые рты меньше чем в полуметре от моего лица, искажённые невероятным спектром эмоций гримасы статуй ярче всего выражают страх и ненависть. Я протягиваю руку и касаюсь ближайшего ко мне лица женщины. Мрамор под пальцами словно плывёт и через мгновение статуя бесшумно осыпается на пол горой невесомой пыли, вслед за ней опадают и остальные. Я оглядываюсь и вижу высокую дверь. Перешагивая мраморную пыль, меня настигает странное чувство вины, но я его отгоняю. Я здесь не за этим, у меня есть конкретная цель. Открываю дверь и вхожу в длинный зал.

Только сейчас я заметила, что вокруг было не то что бы темно, несмотря на отсутствие каких либо светильников. Причём свет не проникал через какие-то отверстия, он просто… был. Как в пасмурный день при занавешенном окне, только темнее. Но я всё ещё вполне могла разглядеть собственную руку, вытянув её перед собой. В дальнем конце зала раздался какой-то стук, и я тут же включила ночное зрение и выхватила меч. Прислушалась – шум не повторился. Нахмурившись, я осторожно пошла вперёд. Шаги гулко отдавались под самым потолком, несмотря на то что я в общем-то пыталась не шуметь. К сожалению, подкованные кавалерийские каблуки высоких сапог не особо располагали к скрытному перемещению. И так, стуча подкованными каблуками и позвякивая шпорами, я пересекла зал, оказавшийся добрых ста метров в длину, и наконец обнаружила источник шума — невесть откуда взявшийся ветер перелистывал желтые страницы древней книги. До этого она очевидно стояла вот на этой полке, где как раз в слое пыли есть прореха, а сейчас под давлением обстоятельств и капризных воздушных масс, вылетела с насиженного столетиями места и оказалась на полу. Бывает. Наверное.