В среде партийных деятелей формировалась извращенная шкала ценностей в оценке личности руководителя. Администрирование считалось проявлением политической воли, технократический подход выдавался за деловитость, а интеллектуальные и теоретические качества не ценились в полной мере. В отборе кадров и их продвижении стали негласно учитываться личная преданность вышестоящему секретарю, родственные связи, знание правил аппаратной игры, солидный стаж, послужной список. Подобные фильтры зачастую отсеивали не вписывавшихся в систему, и Зюганов, конечно же, знал об этом. У него, как и многих активных и сильных партработников, был выбор — следовать аппаратным правилам игры или покинуть политическую элиту. Но Зюганов нашел-таки третий путь — в рамках системы он проявлял активность и инициативу, надеясь на прогрессивные изменения в будущем. Если бы не было таких тысяч Зюгановых, партноменклатурная система рухнула бы намного раньше, чем это произошло в действительности. При этом нельзя не отметить, что Зюганов, разумеется, выделялся из среды партработников и этого типа, обращая на себя внимание интеллектом, надежностью, порядочностью, энергичностью. Во всяком случае, представляются некорректными утверждения многих либеральных журналистов о том, что Зюганов являет собой якобы тип партократа-номенклатурщика.
Критикуя коммунистическую номенклатуру и признавая, что она в целом страдала идеологической закомплексованностью, групповым эгоизмом, жаждой монопольной власти, безынициативностью и нерешительностью, элитизмом и снобизмом, следует, тем не менее, подчеркнуть, что существование в СССР собственной специфической политической элиты вполне вписывается в мировую практику. Более того — закономерность образования партийной элиты и ее загнивания, отрыва партийных кадров от масс блестяще описана Р. Михиельсом и названа «железным законом олигархии». Проблема заключалась прежде всего в том, что это явление не исследовалось, понятие элиты не использовалось. Никто серьезно не задумывался о создании механизма смены лидеров, регулярного обновления управленческой элиты, обеспечения массового притока новых руководящих кадров в ходе периодической ротации кадровых эшелонов. Эта проблема не была в советское время решена и породила системный управленческий кризис. Новые растущие управленческие кадры, такие как Зюганов, не были самым массовым явлением, составляли, к сожалению, элитное меньшинство и не могли прорваться наверх через толпу бюрократов и карьеристов.
Ощущая, видимо, недостаток творчества в партийной работе и желание более глубоко заняться теоретическими проблемами, Зюганов стал активно сотрудничать с родным орловским педвузом, где обкомовский идеолог — кандидат философских наук с удовольствием преподавал философию, самостоятельно изучал русскую историософию. Это было, конечно, паллиативное решение, но можно ли ставить его в вину Зюганову?