– Ну да, можно было подумать, что пустую коробочку попросту выбросили, – ответил на ее взгляд Иван Федорович. Похоже, что девица не врала. – А скажите, Ульяна Федотовна, собаки у вас во дворе какие – сердитые и злые или ленивые и спокойные? – вдруг спросил Воловцов и, не удержавшись, кинул быстрый взгляд на Алексея Карпухина, по лицу которого пробежала тень. Он заметно напрягся, ожидая, что ответит сестра.
– Ну, своих-то они не трогают, а вот если кто чужой во двор зайдет, то лают. Даже покусать могут.
Услышав ответ Ульяны, Алексей мельком глянул на Воловцова, пытаясь определить, как к этим словам отнесется судебный следователь. Ведь сам он, Алексей Карпухин, говорил про собак совершенно обратное. Его отец тоже утверждал, что собаки во дворе старые и ленивые. Но Иван Федорович, казалось, особого значения ответу Ульяны не придал. Хотя на самом деле было совершенно иначе…
– Благодарю, – произнес он, обращаясь к Ульяне. – Вы можете идти по своим делам. Если они у вас, конечно, имеются, – добавил с легкой доброжелательной улыбкой Иван Федорович и обернулся к помощнику пристава Голубицкому: – Продолжайте досмотр квартиры. А мы пока побеседуем… с вами, Елизавета Ильинична. – Воловцов посмотрел на супругу Федота Никифоровича: – Не возражаете?
Елизавета Ильинична Карпухина не возражала. Вернее, на вопрос судебного следователя она не ответила, лишь неопределенно пожала плечами. Что за возражение принять было никак нельзя.
Разговор с женой медника был коротким…
Двадцать восьмого августа она проснулась под утро, когда во дворе стало шумно, поскольку прибыла пожарная команда с ручными пожарными машинами и бочками и занялась тушением пожара во флигеле. Муж и сын были уже на ногах.
– А ночью кто-нибудь выходил из квартиры? – для проформы задал вопрос Воловцов, хотя загодя знал ответ. И он не ошибся: Елизавета Ильинична заученно ответила, что никто до того момента, пока Федот Никифорович не пошел на двор и не обнаружил пожар во флигеле, из квартиры не выходил.
– И не заходил, стало быть, – скорее сам для себя сказал Иван Федорович и, уверившись, что Елизавета Карпухина, как и Федот Никифорович, знает о преступлении сына, бросил быстрый взгляд на Алексея Карпухина. На этот раз он не был спокойным и даже равнодушным, как на первом допросе, когда он полагал, что если Константина Тальского взяли под стражу, то все уже позади и ему бояться нечего. Сын медника стоял бледный, бессильно прислонившись к стенке (не держали ноги?), и часто сглатывал слюну. По опыту Воловцов знал, что подозреваемого в таком состоянии надлежит дожимать: он весьма близок к тому, чтобы начать давать признательные показания. К тому же картина преступления в голове у Ивана Федоровича к этому времени уже вполне сложилась.
И он задал вопрос, старясь смотреть прямо в глаза младшему Карпухину:
– А вы, Алексей Федотович, ничего не хотите мне рассказать?
– Мне нечего… вам… рассказывать… – с трудом выдавил из себя Алексей и снова сглотнул.
– Ну, тогда, если вы позволите, за вас расскажу я, – добродушно предложил Иван Федорович, продолжая смотреть на потупившегося Алексея. – А вы меня поправите, если я собьюсь. Договорились?
Ответа Иван Федорович не дождался и начал свой рассказ:
– Жил на одной из улиц Рязани молодой человек. По сути, еще отрок. С малолетства помогал отцу в его ремесле. Этот молодой человек был любопытен и внимателен, что помогало ему учиться и быстро набираться опыта. А еще помогало видеть, как несправедливо устроен этот грешный мир. Множество их таких, которые принимают эту несправедливость как неизменную данность, то есть как то, что трава зеленая, вода – мокрая и когда дует сильный ветер, то он срывает с головы шляпу или картуз. Наш отрок был другой, он не желал с этим мириться… Почему его должна ждать такая же участь, как отца: целыми днями с утра до вечера трудиться, не разгибая спины, и все ради того, чтобы иметь для себя и своей семьи какой-никакой угол и быть сытыми и одетыми? Почему его семья проживает в доме, принадлежащем кому-то другому? И почему эти, другие, не трудятся, не служат, но имеют все, что нужно для беспечной жизни? И свысока смотрят на таких, как он и его отец? Ответы на эти вопросы молодой человек в конечном счете нашел, но они его отнюдь не устроили. Когда же молодой человек вошел в юношеский возраст, то решил для себя, что уж он-то не станет, как прочие иные из его круга, считать каждую копейку и отыщет возможность жить иначе. Как те, кто владеет домами, не трудится и не служит, но имеют все для беспечной жизни…
– Есть! – помощник пристава Голубицкий вновь подошел к Ивану Федоровичу, на сей раз держа в руках солидную пачку государственных кредитных билетов.
– Где нашли? – посмотрел на кипу денег Воловцов.
– В личных вещах вот этого юноши, – ответил помощник пристава и указал на Алексея Карпухина.
– Гм, – буркнул Иван Федорович и в упор посмотрел на Алексея: – Это ваши деньги?
Наступило гнетущее молчание, которое было прервано Федотом Никифоровичем.
– Это мои деньги, – произнес он глухо.
– Верно, скопили? – понимающе кивнул Воловцов.