Читаем Генерал Юденич полностью

Юденичу в той рукопашной схватке удалось лишь расстрелять обойму своего револьвера. Стрелки защитили его от тех вражеских солдат, которые хотели добыть себе славу, заколов штыками русского офицера из старших. Атакующие, спустя некоторое время после начала рукопашной схватки, не выдержав её, стали сперва пятиться, а затем побежали. Ротным офицерам стоило немалого труда вернуть расходившихся солдат назад.

Тот бой закончился несколькими контратаками русской стороны, которые, как правило, заканчивались рукопашной. Артиллерийские наблюдатели, находившиеся в первых рядах сибирских стрелков, корректировали огонь своих батарей, чем немало способствовали общему успеху. Японцев выбили из нескольких деревень, и они отошли в сторону речной долины Ляохэ. Их не преследовали.

Утром следующего дня, когда противник далеко отошёл от позиций русских стрелков, полковник Юденич объехал нолю боя. В своих окопах он всюду видел радостные лица солдат, слышал их весёлую перекличку. Удача в бою бодрила всех, и тяжесть бессонной ночи не сказывалась на настроении бойцов: ведь они одержали победу.

Видя возбуждённое состояние людей, полковой командир дело повторял одни и те же слова:

— Молодцы, братцы. Доблестно отвоевали. Хвалю...

Ужасную картину войны наблюдал Николай Николаевич: дальние и ближние подступы к полковым позициям были покрыты трупами людей. Стонали раненые. В поле сновали санитары, но не ко всем поспевали вовремя.

Юденичу бросился в глаза недавно прибывший к нему вольноопределяющийся, совсем ещё мальчишка, не скрывавший своей мечты стать на войне в Маньчжурии офицером. Теперь он лежал среди жухлых стеблей гаоляна бездыханно, со штыковой раной в груди.

Около него лежал японский солдат, у которого вместо лица была одна сплошная рана от удара прикладом, он был ещё ЖИВ, когда к нему подошли санитары. Когда те приподняли упирающего, он стал знаками просить их, чтобы его оставили в покое.

Груды перемешавшихся между собой трупов русских и японских пехотинцев были особенно велики рядом с окопами. Здесь шёл самый яростный рукопашный бой.

По всему полю, особенно у окраины ближайшей китайской деревни, оставленной жителями, были разбросаны винтовки, патроны, стреляные гильзы, предметы снаряжения и обмундирования, клочки бумаги, местами был рассыпан рис. Юденич повернул коня в сторону своих окопов, подъехал к батальону погибшего подполковника Храповицкого и спросил первого попавшегося унтер-офицера:

   — Кто у вас из офицеров за старшего сейчас?

   — Поручик Осипов, ваше благородие.

   — Где он?

   — Во второй роте, с солдатами говорит.

Полковник подъехал к группе толпившихся вокруг офицера солдат. При виде Юденича кто-то скомандовал:

   — Смирно!

Николай Николаевич слез с лошади и обнял поручика:

   — Спасибо тебе, Осипов, за службу. За то, что взял на себя команду батальоном, когда вашего Храповицкого не стало.

Поручик смолчал в ответ, лишь опустил голову. Подполковник Храповицкий был для него больше, чем старший начальник. Они сдружились ещё до боев у Янсынтуня, и Николай Николаевич об этом знал. Юденич обратился к притихшим солдатам, стоявшим вокруг в перепачканных, изодранных штыками шинелях.

   — Ну что, мои герои, как бой у вас прошёл? Расскажите, как японца отбили вчера и ночью?

Солдаты оживились и начали наперебой рассказывать полковому командиру о том, что было, что они чувствовали:

   — Когда ротный упал, он сумел перед тем сказать мне: «Василич, ты фельдфебель, командуй теперь ротой за меня».

   — Стрелок Петровичев был ранен двумя пулями, а до деревни всё же добежал.

   — Как начали они кричать «банзай», а мы их совсем не испужались.

   — В деревню мы ворвались на штыках, когда ночь на землю сошла — в десяти шагах ничего не видно было.

   — До японских окопчиков мы добежали, только ругались страшно. Крикнули «ура», когда с японцами схватились на штыках.

   — В крайнюю фанзу их много забежало. Мы за ними туда и всех в избе перекололи.

   — Покончили с ними и побежали дальше, без всякой команды.

Выслушав возбуждённые, сбивчивые рассказы солдат, Юденич спросил поручика Осипова:

   — Сколько у тебя в ротах людей осталось?

   — Мало. Человек по восемьдесят на роту. Может, ещё кто-то соберётся. Легкораненые из лазарета после перевязки вернутся.

   — Разберись со взводами. Где офицеров Нет — ставь временно унтер-офицеров, фельдфебелей. Солдатам прикажи, чтоб подправили окопы: смотри, во многих местах бруствер обвалился во время боя. Через час кашевары полк накормят, а пока раздай бойцам сухари — хлеба сегодня не будет. Запасы есть?

   — Есть, Николай Николаевич. Несколько кулей, прямо перед боем получили...

Бой на долю 18-го стрелкового полка выпал не из лёгких: хвалиться лёгкой победой не приходилось. После войны Николаю Николаевичу придётся столкнуться с описанием тех событий, когда к нему в руки попала книга Барцини «Японцы под Мукденом». Её автор писал о столкновении японской пехоты с сибирскими стрелками:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии