Этот приём японцев на войне был давно всем хорошо известен. Обычно несколько смельчаков, пользуясь сумерками, подползали как можно ближе к русским окопам и незаметно вырывали неглубокие ямки-окопчики. За первыми подползала следующая партия пехотинцев, продолжая работу по созданию линии окопчиков. И часто к утру перед изумлёнными глазами русских вырастала довольно значительная позиция, обозначенная невысоким земляным бруствером.
Подпускать японцев к своим окопам было крайне опасно по одной причине: неприятельская пехота с самого начала войны была вооружена ручными гранатами. Русские же получили в полки ручные гранаты только в самом конце войны. До этого ими пользовались только команды охотников, а в пехотных ротах такое грозное оружие являлось редкостью.
Юденичу появление первого «ползуна» не понравилась. Он приказал часовым:
— А ну-ка, братцы, снимите пулей этого японца. А то за ним другие ползти начнут.
— Есть, ваше высокоблагородие. Сейчас стрельнём по «ползуну».
Один из солдат выставил винтовку из бойницы, прицелился и выстрелил. Пуля дала перелёт и подняла столбик пыли в десятке шагов за японцем. Тот прекратил копать, вжался в землю и притих, сделавшись почти незаметным.
Выстрел наделал в поле небольшой переполох. Было видно, как несколько японских пехотинцев, незамеченные до того, извиваясь в бороздах, как змеи, стали спешно отползать назад. Теперь палили из бойниц уже винтовки целого взвода стрелков.
Проявление «ползунов» обычно было предвестником неприятельской атаки. Юденич не ошибся, когда приказал полку готовиться к её отражению.
Действительно, не прошло и часа, как из неглубокой лощины перед деревней показалась идущая на выручку «ползунам» редкая цепь японской пехоты. По ней было дано несколько ружейных залпов, и неприятель, не упорствуя, попятился и скрылся в лощине.
Когда стемнело, в фанзе, «отделанной» под полковой штаб, на чай к командиру собрались офицеры. Завязался разговор про сегодняшнюю войну. За чаем Юденич спросил гостей:
— А что, господа офицеры, умеют ли японцы хитрить на войне. Чем же они нашего брата берут?
Ответил командир шестой, поручик Алексеев, принявший роту после Мукдена:
— Конечно, умеют, Николай Николаевич. Да ещё как умеют. У меня был в роте такой случай.
— Расскажи, Юрий Александрович, пусть другие послушают.
— Представьте себе, до чего доходит изобретательность их мошенников. Повели они однажды атаку на мою роту и хотели подойти совсем близко. Мы нарочно подпустили их, чтобы снять как можно больше залпами. Пошли они перебежками — каждого отлично видно. Вдруг слышим: у них пулемёты затрещали. Что такое? Пулемётов не видно, пули не свистят, а треск слышен отлично. Отбили их залпами, а потом поползли за документами и трофеями охотники. И что вы думаете, принесли с собой ручные трещотки! Знаете, такие у наших сторожей бывают?
Сидевшие засмеялись. Кто-то из офицеров заметил:
— Хитро придумано. Вреда, конечно, никакого, а на нервы солдату действует. Особенно, если атакуют ночью...
После чая Юденич вышел из фанзы на свежий воздух. Стоявший у двери часовой отдал ему честь ружьём. На горизонте с запада и юга в спустившейся ночной мгле запылали огни неприятельских костров, отсвечиваясь на небе мягким заревом. Было заметно по огням, что японцы на ночь заняли едва ли не всё впереди лежащие китайские деревни. Полковой командир, словно говоря сам с собой, сказал часовому:
— Видишь, сколько их подошло. Завтра опять будет бой.
— Ничего, ваше благородие, отобьём, как было ноне. Патронов две двуколки из дивизии подвезли.
— Как настроение у стрелков?
— Ничего, ночуют в окопах.
— Значит, завтра опять боя ждут?
— Ждут. До того надоело всё время отступать да отступать...
Откуда-то из-за позиции 18-го стрелкового полка, нарушая ночную тишину, донеслась батюшкина молитва:
— Спаси Господи люди Твоя...
Утром полк Юденича должны были сменить другим полком, не участвовавшим в боях последних дней. Вновь был отдан приказ Куропаткина об отходе на новые позиции. Но 18-й стрелковый полк сняться с места не успел — под самое утро его атаковали японцы, да так, что отходить от Тачиндауза можно было только под прицельным вражеским огнём и с большими потерями.
Николай Николаевич словно предчувствовал неладное, приказав выставить в ротах усиленные дозоры, а пулемётным расчётам на ночь не покидать свои ячейки. Японцы атаковали в предрассветной темноте отчаянно и яростно, без привычной артиллерийской подготовки.
Часовые не проспали врага, вовремя заметив пригнувшихся к земле людей, которые цепями подкатывались к деревне. Японцев встретили ружейными залпами, потом пошла одиночная стрельба. Поняв, что внезапное нападение не получилось и забросать русских ручными гранатами не удастся, неприятель отошёл назад. Серая пелена мелкого дождя скрыла его отход.
Тут-то на позициях стрелков началось что-то невообразимое: за всю войну в Маньчжурии полковник Юденич не видел такого мощного огневого налёта. По Тачиндаузу повели огонь сразу несколько вражеских батарей. Палили с двух сторон. Николай Николаевич подозвал вестового и приказал: