Генерал Ермолов

   — Пожгли. Всё пожгли. Эх, бес попутал. Так расстарались, что... Сам посуди: мы как в бой вступили, сразу шестерых человек потеряли. Одному, Илюхе Червнову, абрек шашкой голову снёс подчистую. Эх, мы как увидали: кровища фонтаном хлещет из шеи, конь Илюхин обезумел, понёс безголовое тело куда глаза глядят. Короче, разозлились ребята, озверели. С кем не бывает? Когда в Хесаут влетали, коням уж некуда было ступить — всюду трупы. А из окон и с крыш палят по нам из ружей. И кто? Бабы и детвора. Я в домишко-то сунулся, факел в руке. Смотрю как ловчее зажечь. А там девчонка в зелёном таком платьишке, косички тонкие, бровки ладейками, а в руках наш шестилинейный штуцер. Да стрелять-то толком она не умела, сильно руки тряслись...

Петруха вздохнул.

   — Что же делать? Обыскать разве аул, а вдруг и вправду чума? Не-е-ет, ребята, возвращаемся к обозу. Ни единой живой души вокруг, а куда запропали — то не наша забота. Эй, казак, куда подался? Федька!

Но Фёдор уже направил Соколика в сторону кузни. Спешился возле горна, под навесом. Обошёл и дом, и хозяйственные постройки — ни души, даже куры не кудахчут. Она окликнула его из ветвей тополя, просвистела затейливо, чисто птаха лесная.

   — Где ты? — позвал Фёдор. — Отзовись!

Он зашёл под сень тополиной кроны, посмотрел вверх и увидел её. Аймани сидела верхом на одном из нижних толстых сучьев. Сероватая зелень тополиной кроны надёжно скрывала её в своих недрах.

   — Зачем сидишь там? Спускайся! Аймани!

Она молчала. Нижнюю часть её лица скрывал тёмный платок. Фёдору были видны лишь глаза синие, холодные, далёкие, как небо над их головами. Казак протянул руку, коснулся юфтевого сапожка.

   — Зачем пришёл? Следишь за мной? Искал? — голос её звучал глухо из-под ткани платка.

   — Хотел обнять в последний раз...

   — Обнимал уже, хватит... или забыл? Придут твои товарищи и закуют меня в колодки. Прощай. Отныне мы снова враги.

   — Мы одни. Мои товарищи далеко...

   — Эй, Федька! — что есть мочи заревел Петруха. — Нашёл что в кузне?

   — Не-а! — прокричал в ответ Фёдор. — Вроде пусто! Ты погодь чуток, мне надо облегчиться...

Он с тоской посмотрел на подкованные подмётки её сапог. Сказал тихо, почти шёпотом:

   — Ну прощай, тогда... Всё одно я не враг тебе, не враг...

   — Федька! Да ты не заболел ли? — голос Петрухи прозвучал совсем рядом.

Фёдор обернулся.

   — Погоди, Петруха... Я сейчас...

Когда казак снова глянул на то место, где только что сидела Аймани, отважной воительницы уже след простыл. Исчезла бесшумно — листочек не дрогнул, ветка не качнулась.

Петруха приближался, шелестел щебень под копытами его коня.

   — Ушли все, — растерянно произнёс Фёдор. — Спрятались, видно, в горах, заслышав приближение войска...

   — ...Или в шайку сбились да под стены Грозной подались, — добавил Петруха, озираясь. — А ты там-то смотрел?

Петруха указал плетью в ту сторону, где на пригорке возвышалась башня минарета.

   — Гляди, мечеть! Айда за мной!

Петруха пустил коня трусцой. Фёдор смотрел ему вслед, не двигаясь с места. Ждал. Вот он добрался до мечети, вот спешился, вот подошёл к распахнутым дверям.

   — Аймани! — шёпотом позвал Фёдор. — Отзовись, голубка!

Ветерок играл листьями тополя у него над головой, да беззаботно распевала невидимая птаха.

Выстрел прозвучал глухо, словно кто-то невидимый ударил плетью об стену. Фёдор пустил Соколика в галоп. Он выпрыгнул из седла, едва достигнув распахнутых ворот мечети. Казак успел лишь вытащить из торока ружьё и расчехлить его, когда Петька выскочил ему навстречу без шапки, с обнажённым клинком в одной руке и дымящим пистолетом в другой.

   — От тварь! Будто белка по стенам лазает! Смотри, смотри! Она уже должна на крыше быть!

   — Где? — Фёдор задрал голову.

   — Чего воззрился? Ружьё-то заряди! Вон она, вон!

Петруха бегал у подножия башни, задрав голову к небесам. Там на площадке, с которой по утрам муэдзины созывают правоверных к молитве, мелькнула тёмная фигурка. Есаул уже перезарядил пистолет, отбежал от стены на несколько шагов, пытаясь прицелиться.

   — Эх, не попасть мне, ай, не попасть! — причитал он.

И вправду пуля чиркнула по стене, не достигнув цели. Петруха выругался. Фёдор неотрывно смотрел на площадку, пытаясь угадать намерения Аймани.

   — Зачем медлишь? Целься! — не унимался Петруха. — Стреляй!

Фигурка наверху перегнулась через ограждение. Казак услышал характерный свист.

   — Берегись! — крикнул Фёдор. Он крепко ударил Петруху прикладом меж лопаток. Есаул потерял равновесие. Пролетев несколько шагов, он со всего маху ударился лицом и грудью о каменную кладку башни. Округлый кусок гранита размером с большое яблоко ударил в землю, в то самое место, где минуту назад стоял Петруха Фенев. Фёдор видел, как Аймани перемахнула через ограждение, как она ловко, словно и вправду была из беличьего рода, принялась спускаться вниз по стене минарета, но с противоположной стороны. Казак разрядил ружьё в белый свет, как в копеечку.

   — Попал? — поинтересовался Петруха.

Есаул сидел на земле, подпирая спиной стену минарета. Из губ и носа его сочилась кровь. Он утирал лицо рукавом черкески, сплёвывал кровавой слюной. Ворчал с досады: