Читаем Генерал Ермолов полностью

   — Туроверов! — из дома убитого Хайбуллы вышел капитан Михаил Петрович.

Фёдор обернулся.

   — Генерал собирает совет. Желает видеть и тебя, а ты опаздываешь. Нехорошо! Неправильно! Довольно маяться, ступай сюда, нам предстоят новые дела!

И Фёдор побрёл в сторону сакли Хайбуллы.

* * *

На дворе стоял туманный полдень, а в сакле Хайбуллы царил густой сумрак. Офицеры сидели вокруг раскладного походного стола. Бумаги, разложенные перед ними, освещал колеблющийся свет лучины.

Из Грозной пришли тревожные вести. Мадатов, Износков, Переверзев, младшие офицеры — все были на совете. По очереди читали и перечитывали письмо командующего, писанное им в Грозной и отправленное Мадатову две недели назад:

   — Давай-ка ещё раз, Михаил Петрович, — сказал Мадатов. — У тебя глаза молодые, мысли светлые. Хочу послушать ещё раз. Хочу знать ваше суждение, господа офицерство.

   — «Целую тебя, любезный мой Мадатов, и поздравляю с успехом, — начал Переверзев. — Ты предпринял дело смелое и кончил его славно. Весть о том, что Коби освобождена от осады, порадовала меня чрезвычайно. А теперь должен я, любезный князь Валериан Григорьевич, стеснить твою деятельность. Того требуют новые обстоятельства. Потерпи немного, не далеки те времена, когда на службе Царю нашему полезна будет храбрость твоя и усердие. А ныне прошу спешить в Грозную. Здесь нам предстоят нелёгкие дела. Крепость полностью готова. Возведены все шесть бастионов, привезены батарейные орудия. Все мы здоровы и твой приятель, юный Цылов[35], передаёт тебе преогромный привет. Мы бодры и преисполнены решимости для новых дел. И это несмотря на то, что редкая ночь проходит для нас без тревоги. Чеченцы день ото дня становятся всё отважней. Выстрелы по ночам то и дело поднимают гарнизон в ружьё. Солдаты, проводящие дни на работах, а ночи без сна изнуряются. Ввиду всего этого решился я наконец проучить чеченцев, чтобы отвадить их от нашего лагеря. Приказал я пятидесяти отборным казакам из своего конвоя ночью выехать за цепь на назначенное место и затем, подманив к себе чеченцев, бросить пушку, а самим уходить врассыпную. Готовились к делу с вечера. Осмотрели местность, измерили расстояния, навели орудия. С наступлением ночи казаки вышли из лагеря, а канониры с пальниками в руках расположились ожидать появления горцев. Нам, старым охотникам, этот манёвр напомнил картину волчьей засады, каковые устраивают крестьяне в наших степных губерниях. Пушка оказалась отличной приманкой, горные волки попались в ловушку. Чеченские караулы, заметив беспечно стоявшую сотню, дали знать о том в соседние аулы. Тысячная их толпа на рассвете вынеслась из леса. Казаки, проворно обрубив гужи, бросили пушку и поскакали в лагерь. Чеченцы их даже не преследовали. Они спешились, столпились около пушки, принялись советоваться, как утащить её в лес. Я отдал команду, и шесть батарейных орудий ударили по ним картечью, другие шесть — гранатами. Все заряды попали точно в цель. Через минуту на поле лежали сотни исковерканных трупов конских и людских. Уцелевшие впали в паническое состояние. Они не решались бежать, принялись поднимать убитых. Между тем мои канониры вновь зарядили орудия и вновь грянул залп. Только тогда очнувшиеся чеченцы бросились бежать в разные стороны. Мы насчитали на месте побоища не менее двухсот трупов. Надеюсь, эта моя затея послужит для чеченцев хорошим уроком и надолго отобьёт охоту к ночным нападениям.

Ведомо мне, что ждут от нас чеченцы. Мыслят они, что войска наши, как прежде, пойдут напролом, погонятся за ними, застрянут в лесах, штурмуя завалы. Жестоко же ошибаются они! Решил я, и строго придерживаюсь этого решения, не давать им ни единого случая к лишнему выстрелу. Надеюсь, что такая тактика утомит чеченцев, поселит в них уныние и подорвёт последнюю дисциплину. Известно ведь и тебе, Валериан Григорьевич, что в наскоро собранных шайках дисциплина держится только во время беспрерывных битв или набегов.

Долгое время штурмовать русский лагерь они не решались, искали помощи. И вот, месяц тому, доходит до меня слух о тайных сношениях между Чечней и Дагестаном. Чеченцы будто ездили к аварскому хану и старались представить ему постройку крепости на их земле как посягательство на вольность всех кавказских народов. Предрекали, дескать, и Дагестану горькую участь, если русские не будут остановлены общими силами. По имеющимся у меня сведениям, посольство имело полный успех. Тебе известно, как неприязненно дагестанские владетели смотрят на возведение Грозной. Чуют, что я не остановлюсь на этом, но на сторону наших врагов пока не переходят. С Йовтой ты покончил — и это славно. Теперь сообща возьмёмся за Нур-Магомета, которого Дагестанские владетели отправили к Грозной во главе большой партии охотников. Я знаю: чеченцы ожидали прибытия лезгин с нетерпением, а между тем просили помощи и от соседних кумыков и от качкалыковцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии