— «Да, у нас, дебилов-летунов, тоже иногда мозги включаются, Дом», — шутливым тоном произнёс Соротки, совершенно не обидевшись на фразу Дома. — «Хотя я всё равно до сих пор понять не могу, где там внизу эти полипы сидят. Только что они по левиафанам ползали, и раз — уже на стеблях».
— «Может, они вроде муравьёв?» — у Маркуса не было привычки говорить ни о чём, просто для поддержания беседы. — «Везде пролезают».
— «Почему они взрываются-то?» — спросил Треску. — «Они что, просто так бегают туда-сюда, пока жертву не найдут? Или в любом случае взрываются?»
— «Да без понятия», — ответил ему Дом.
— «Но всё же, почему? С чего бы живому организму самоуничтожаться, да ещё и так просто? Я думаю, ответ тут лишь один. Они так размножаются».
Маркус издал звук, отдалённо похожий на смех, хотя об улыбке на его лице не могло идти и речи.
— «Чёрт подери, мы до такого не догадались бы».
— «Я же горасниец», — ответил Треску. — «Наш народ всегда думает о худшем варианте. Помогает время сэкономить».
— «Хотя, тут нам это не особо помогло», — Хоффман настраивал линзы бинокля. — «Какой нам толк от того, как Светящиеся размножаются, если остановить их можно, только подорвав? Думаю, в этой ситуации все в проигрыше оказываются».
Треску не нашёлся, что ответить на это. Остаток полёта он просто наблюдал за языком тела, которыми солдаты КОГ общались друг с другом. Информативности от наблюдений было не меньше, чем от расспросов, хотя и без особой детальности. Феникс смотрел на Хоффмана так, будто бы полковник был его отцом, с которым у Маркуса были непростые отношения, но он очень бы хотел укрепить их. Хоффман в ответ бросал редкие взгляды на Феникса, словно выжидая нужного момента, чтобы высказаться, но так и не дождавшись его. Обращаясь к Дому, полковник держался куда более расслабленно. Между ними была давняя дружба. Хоффман не стеснялся смотреть ему прямо в глаза, а когда хотел показать Дому что-нибудь вдали от вертолёта, то делал это лично, а не по рации, наклоняясь к нему и хлопая по колену. Да, они были уже давно знакомы, и между ними витала неподдельная атмосфера сплочённости. Хоффман ненадолго стирал с лица свою вечную хмурую гримасу задумчивости, возникавшую от преследовавших его размышлений.
А ещё между Фениксом и Домом чувствовалась крепкая привязанность. То и дело оглядывая пассажирский отсек, Маркус задерживал взгляд на нём, всего лишь на секунду, но и этого было достаточно, чтобы понять, как он волнуется за друга. А если их взгляды встречались, Дом едва заметно кивал головой, будто говоря, что с ним всё в порядке.
Треску вспомнил обо всех тех вымерших видах, населявших Сэру миллиарды лет назад, и задумался, считал ли хоть кто-нибудь из них себя слишком важным, чтобы просто так умереть. Вряд ли. Только людям хватило ума полагать, что без них планета остановится.
— «Чёрт подери», — пробормотал Хоффман, вглядываясь в бинокль. — «Соротки, мне совершенно не нравится то, что я тут наблюдаю. Сорок пять градусов по левому борту от вас, примерно в двух километрах отсюда».
— «Вас понял», — вертолёт взял немного левее. — «Да, вижу».
Треску развернулся на месте, чтобы посмотреть, куда они летели. Среди моря зелени виднелся островок тёмного цвета. На какой-то момент ему даже показалось, что это ещё одна группа стеблей, поэтому капитан снял винтовку с плеча и положил на колени, на тот случай, если на ветках затаятся полипы. Но когда до пятна оставалось всего лишь несколько сотен метров, Треску понял, что это всего лишь несколько мёртвых деревьев. Но выглядели они вовсе не как старые и посеревшие от времени. На этих была самая обычная кора, но все листья потемнели и засохли.
— «Давайте-ка проверим наши теории», — сказал Феникс. — «Посмотрим, что там в центре».
— «По-моему, я уже догадываюсь», — ответил Соротки. — «Давай, Митчелл, нащёлкай снимков».
Вертолёт завис в пятидесяти метрах над мёртвыми деревьями. Их было куда больше, чем Треску изначально считал. Пятно смерти растянулось на добрую сотню метров в диаметре. А в центре возвышались два окаменевших стебля, будто некие абстрактные скульптуры.
Все на борту разглядывали обстановку на земле, пока “Ворон” кружил над засохшими деревьями. Треску взглянул на остальных. На их лицах было одно и то же выражение — плотно сжатые губы и осознание того, что, где бы ни появлялись стебли, вся растительность вокруг них тут же гибла. Хоффман посмотрел на Маркуса так, будто бы ждал от того какого-либо вердикта, о котором Треску мог лишь догадываться.