Он помнил, что ему понадобилась вся его сила воли, чтобы заставить себя выгнать ее после того, как она, наконец, оказалась в его постели. Так хотелось забыть про свою обиду и уязвленную гордость, но он не мог. Не мог простить ей целый год своих мучений, на которые она его обрекла. Того, что отталкивала, что хотела убежать от него, и убежала бы, не запри он заранее дверь. А когда она ушла, он почувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Да, он мстил, он хотел унизить ее, причинить боль, и только потом смилостивиться и над собой, и над ней, и позволить любить. Да, он смалодушничал, оставив себе свою игрушку — Даяну, но только забавы ради, уверенный в том, что никогда Кэрол об этом не узнает. Он не хотел делать ей больно, но для него всегда было естественно то, что у мужчины должны быть женщины. Самой природой так велено. Он так привык, и для него это было нормальным. И он искренне удивлялся и не понимал, почему его измены заставили Кэрол усомниться в его любви. Разве не видит она, как сильно он ее любит? Разве он был плохим мужем? Нет, он изо всех сил старался, чтобы и ей, и Патрику было с ним хорошо. И ведь она всем была довольна. А теперь хочет все перечеркнуть, разрушить, не желая прощать ему какой-то его прихоти, которая для него самого значила не более чем просто каприз. Он готов был попытаться жить по ее правилам, если для нее это так важно, и стать верным добропорядочным мужем. Может, это на самом деле не так уж страшно, как ему всегда представлялось. Ну, в крайнем случае, он будет более осторожным, чтобы больше не попасться, как глупый мальчишка…
Но она не хотела принимать никаких условий. Она ничего не требовала, отказываясь от него, от их семьи с такой легкостью, что его переполняли обида и возмущение. Но он все еще не признавал, что она искренна и тверда в своих намерениях, что ее уход — обдуманное и непоколебимое решение, а не обида и порыв его наказать и заставить страдать в отместку, за которым скрывалось намерение в итоге вернуться. Но вот если она будет считать его виновным в смерти Куртни — это уже будет серьезной помехой в их любви и совместной жизни. Но это тоже не проблема. Он ее разубедит, как только она немного придет в себя после потрясения и горя. Вот только расправляться с Рэем теперь было слишком рискованно. Если с ним что-нибудь случится, она, не задумываясь, свалит это на него, Джека. И переубедить ее будет уже тяжелее. К тому же, он обещал Куртни…
«Поживем — увидим, — размышлял Джек. — Пока просто не буду подпускать его к Кэрол. Но, сдается мне, этот малый не успокоится, особенно теперь, когда нет Куртни».
Джек думал, как бы от него избавиться, чтобы и не очень нарушить данное Куртни слово, и все-таки избавиться от этого назойливого наглеца раз и навсегда. И его осенило. А не отправить ли Рэя в тюрьму? Плевое дело, когда он усядется в кресло управляющего крупной строительной компании со своими куриными мозгами. Если сам не облажается, так Джек ему не заметно подсобит, что б облажался лет эдак на десять тюремного заключения. А Кэрол посадить на его место. Пусть управляет, все при деле будет, и некогда будет думать о своих обидах и подозрениях. А он ей будет помогать и подсказывать. А Рэй в тюрьме за все поплатится. Такого сексапильного красавчика там на части порвут, а когда он выйдет на свободу, то уже не будет помнить о том, что он мужчина.
На следующий день была назначена панихида.
В церкви собралось столько народу, что не все уместились внутри, и еще толпа стояла у входа. Проститься с Куртни пришли все сотрудники ее компании, друзья и недруги, партнеры и конкуренты по бизнесу. К тому же собралась пресса.
Джек Рэндэл с женой приехали последними. Выйдя из машины, они мгновенно оказались под прицелом многочисленных фотоаппаратов, в лицо знаменитого адвоката полезли микрофоны, оглушили посыпавшиеся со всех сторон громкие беспорядочные вопросы. Журналисты хотели знать ответы на вопросы о внезапной кончине одной из самых сильных женщин города, лидера крупной строительной компании, подробности трагедии, а также, кто будет ее приемником и займет ее место. И именно на Джека Рэндэла обрушилась пресса, не только как на личного и первого адвоката усопшей, но и как ее поверенного, друга, ее правую руку и ее покровителя, охранявшего ее бизнес, а к тому же еще и зятя. Пресса была уверенна, что только он один может дать ответы на все интересовавшие ее вопросы, что он знает все и обо всем, как никто другой. И это на самом деле было именно так.
Но Джек Рэндэл сейчас не был расположен к общению с прессой, поэтому раздраженным и властным жестом отвел от себя микрофоны.
— Потом… не сейчас! — буркнул он и, придерживая жену под руку, прошел сквозь стену репортеров, недовольно щурясь от фотовспышек, красивый, элегантный в строгом черном костюме, но мрачный и угрюмый.