А она думала только о том, что нужно поскорее уехать. Тогда у Джека не будет надобности расправляться с Рэем. Если она исчезнет, у этих двоих не останется повода для такой вражды, и есть шанс, что тогда Джек оставит Рэя в покое. Ведь преждевременная смерть Рэя может поставить Джека в щекотливую ситуацию, потому что многим было известно об их обоюдной неприязни и многолетнем соперничестве. Не факт, конечно, что Джек позволит усадить себя за решетку, но это подозрение могло бросить тень на его репутацию, к которой он теперь относился с большой щепетильностью и придавал ей большее значение, чем в молодые годы, когда именно на своей скандальной и темной репутации построил такую головокружительную карьеру. Хотя мысли и душа Джека — потемки. Нельзя было предугадать, что творится у него в голове, и как он поступит в той или иной ситуации.
Кэрол знала одно. Если она останется, то Рэй уж точно отправится вслед за Куртни… и всеми остальными. А может и Тимми, если Джек и к нему ее приревнует. Не известно, что еще там наплела ему Нора. Уехать, как можно скорее, и увезти с собой все свои тридцать три несчастья. Деньги у нее есть. Можно продать квартиру Куртни, как бы ей этого не хотелось. Но жить здесь ей все равно нельзя. На эти деньги она с Патриком проживет, пока не устроится на работу. Она не думала о том, чтобы воспользоваться завещанными ей Куртни деньгами и акциями компании. Нет, она не смеет это сделать после того, как свела Куртни в могилу.
По ночам, во сне она видела плачущую Куртни, слышала ее упреки.
«Это ты! Ты во всем виновата!».
Ее голос, ее рыдания Кэрол слышала и днем и ночью, и во сне и наяву. Кэрол ощущала себя так, будто жизнь покинула ее тело. Нежное мягкое сердечко преданной добродушной Кэрол молчало. Той Кэрол больше не было. Ее агония закончилась вместе с жизнью той, которую она привела к гибели в благодарность за ее добро, которой причинила столько боли, завладев сердцем Рэя. Внутри было что-то страшное и темное, бесконечно безнадежное, над чем разверзлась, как над пропастью, ее душа. А еще злость. И ненависть. На все и на всех. И на себя в первую очередь.
Когда Нора собирала тарелки с нетронутой едой, над которыми она для вида посидела, между ними снова вышел разлад. Кэрол безучастно слушала ее ворчание по поводу того, что она отказывается есть, но ее словно вернули к жизни слова, которые она уже не могла пропустить мимо ушей.
— Что, совесть замучила? Или только пытаешься продемонстрировать, какое у тебя великое горе? Не старайся, все равно никто не поверит. Если бы ты хорошо относилась к этой несчастной женщине, приютившей тебя, или хотя бы уважала ее, не стала бы спать с ее мужем!
Кэрол подскочила, как ужаленная, и в слепом бешенстве набросилась на служанку. Схватив ее за волосы, она подобрала с подноса десертный нож и с искаженным безумной яростью лицом просунула пальцы женщине в рот, оттянув вниз ее нижнюю челюсть. Нора завопила, увидев, как она заглядывает ей в рот, целясь туда ножом.
— Высовывай свой грязный язык, гадина! Пора его немного укоротить, слишком он у тебя длинный!
Нора оттолкнула ее, и Кэрол, бросив нож, схватила ее обеими руками, протащила через всю комнату и изо всех сил вышвырнула за дверь.
— Не попадайся мне больше на глаза, или я за себя не ручаюсь! — прорычала девушка и захлопнула дверь. А через секунду следом за Норой вылетел и полный поднос.
Когда пришел Джек, Нора бросилась к нему с безутешными рыданиями, рассказывая, как его жена набросилась на нее с ножом и пыталась отрезать ей язык.
— Значит, правду о ней написали в газетах! — жалобно скулила она. — Что она психопатка и маньячка! Боже, ужас-то какой…
— Помолчи! — грубо оборвал ее Джек, заставив ее мгновенно притихнуть. — Держи свой язык за зубами, иначе я сам тебе его отрежу! Моя жена глубоко страдает, а ты ее чем-то расстроила, вот она и припугнула тебя!
— Вы просто не видели… — чуть слышно прошептала Нора. — Она не пугала. Она засовывала мне в рот нож… она на самом деле хотела отрезать мне язык. Видели бы вы ее глаза… Вы можете сердиться на меня, можете выгнать, но я все равно вам это скажу — ваша жена сумасшедшая и место ее в дурдоме! Я к ней и близко больше не подойду, и буду запираться на ночь. Я бы ушла, да идти мне не куда. И к вам я привыкла. Не обижайтесь на меня, мистер Рэндэл. Но боюсь я. Как бы беды не было. Опасна она. А еще ребенок… Впрочем, не мое это дело. Извините.