Где апельсины зреют

— Ну, такъ можетъ быть я только до желзной дороги доду, а ужъ насчетъ вагона-то — Богъ съ нимъ. Право, при мн денегъ много и, кром того, вексель, даже два.

— Да ужъ сверзишься внизъ, такъ что теб!

— Чудакъ-человкъ, у меня жена дома, дти. Ты съ женой внизъ полетишь, такъ васъ два сапога — пара, такъ тому и быть, а я вдову дома оставлю. Уфъ, страшно! Смотри, какая крутизна. Песъ съ нимъ и съ Везувіемъ-то!

— Трусъ.

— Мазилкинъ! Рафаэль! Дачто-жъ ты самаго главнаго-то не узналъ, началъ Граблинъ, обращаясь къ Перехватову. — Тамъ на станціи буфетъ есть?

— Есть, есть и даже можно завтракъ по карт получить.

— Ну, такъ теперь я ничего не боюсь. Дернуть по здорове горькаго до слезъ, такъ я куда угодно. На всякую отчаянность готовъ.

— Ну, а я должно быть въ ресторан и останусь. Нельзя мн… Векселей при мн на полторы тысячи рублей да еще деньги… Кабы векселей не было — туда сюда… поршилъ Конуринъ.

Наконецъ подъхали къ самой станціи. На двор, ржали лошади, кричали ослы.

LVIII

Станція канатной желзной дороги стояла примкнутой у почти отвсной скалы, покрытой темнобурой остывшей лавой, мстами вывтрившейся въ мелкій песокъ. По скал, чуть не стоймя, были проложены на пространств приблизительно трехъ-четырехъ верстъ рельсы и по нимъ поднимался и спускался на проволочныхъ канатахъ, путемъ пара, открытый вагончикъ на десять-двнадцать мстъ. Путешественники тотчасъ-же бросились осматривать дорогу. Въ это время вагонъ спускался съ крутизны. Визжали блоки, кондукторъ трубилъ въ рожокъ. Глафира Семеновна закинула кверху голову и невольно вздрогнула.

— Фу, какъ страшно! проговорила она. — И не дучи-то духъ захватываетъ.

Передернуло всего и Николая Ивановича.

— Не подешь? спросилъ онъ.

— Да какъ-же не хать-то? Вдь срамъ. Столько времени поднимались на лошадяхъ, взяли билеты, находимся уже на станціи и вдругъ не хать! Вдь здятъ-же люди. Вонъ спускаются.

— Оборвется канатъ, слетишь — бда. И костей не соберутъ, покачалъ головой Конуринъ.

— По моему, по такой дорог только пьяному въ лоскъ и хать. Пьяному море по колно, замтилъ Граблинъ.

— Только ужъ ты, Григорій Аверьянычъ, пожалуйста не очень нализывайся. Вывалишься изъ вагона пьяный, еще хуже будетъ, сказалъ Перехватовъ.

— А ты держи и не допускай меня вываливаться. На то ты и взятъ для компаніи.

— Нтъ, нтъ… Боже васъ избави. Ежели вы будете пьяны, я съ вами не поду, заговорила Глафира Семеновна.

— Позвольте… Нельзя-же для храбрости не хватить. Вдь это какая-то каторжная дорога.

Въ это время спустился вагонъ съ семью пассажирами. Среди пассажировъ находилась и какая-то дама-нмка. Она была блдна, какъ полотно, и сидла съ полузакрытыми глазами. Помщавшійся рядомъ съ ней довольно толстый нмецъ съ щетинистыми усами давалъ ей нюхать спиртъ изъ флакона. Изъ вагона ее вывели подъ руки.

— Вотъ ужъ охота-то пуще неволи! покачалъ головой Николай Ивановичъ. — Ужъ хать-ли намъ, Глаша? спросилъ онъ жену. — Видишь дама-то какъ… чуть не въ безчувствіи чувствъ.

— Да конечно, не подемте, подхватилъ Конуринъ. — Ну ее къ чорту, эту дорогу!

— Нтъ, нтъ, я поду!. Я зажмурюсь во время зды, но все-таки поду, ршила Глафира Семеновна. — Помилуй, нахвастали всмъ въ Петербург, что будемъ на Везувій и вдругъ не быть!

— Да въ Петербург-то мы станемъ разсказывать, что были на самой вершин, что я даже папироску отъ кратера закурилъ. Ты думаешь, они насъ выдадутъ? кивнулъ Николай Ивановичъ на товарищей. — Нисколько не выдадутъ. Вдь и они-же не будутъ подниматься, ежели мы не поднимемся.

— Я поднимусь, сказалъ Перехватовъ.

— И я, и я съ вами, а вы, господа, какъ хотите, твердо сказала Глафира Семеновна.

Посмотрвъ дорогу, вс отправились въ ресторанъ при станціи. Жутко было всмъ, но каждый храбрился. Компанія англичанъ — спутниковъ сидла уже въ ресторан за столомъ и завтракала. Кром ихъ завтракали и еще англичане, пріхавшіе въ другой компаніи, также причудливо одтые. Одинъ былъ въ шотландской шапк, съ зелеными и красными клтками по блому фону и въ такомъ-же пиджак, застегнутомъ на вс пуговицы и увшанномъ черезъ плечо на ремняхъ фляжкой, кожаннымъ портсигаромъ, зрительной трубой, круглымъ барометромъ. Завтракъ былъ по карт. Англичанамъ подавали что-то мясное. Граблинъ подошелъ къ столу, заглянулъ въ блюдо и воскликнулъ:

— Ну, такъ я и зналъ! Баранье сдло съ бабковой мазью изъ помидоровъ. Фу, ты пропасть! Это вдь для нихъ, это вдь для англичанъ. Въ Неапол только англичанамъ и потрафляютъ.

— Да вдь это оттого, что ихъ много путешествуетъ по Италіи, отвчалъ Перехватовъ. — А русскихъ-то сколько? Самые пустяки. Вдь вотъ сколько времени здимъ, а только на одну русскую компанію и наткнулись.

— Плевать мн на это!