— Господа! Господа! Полноте вамъ переругиваться! Ну, охота вамъ спорить! вступилась Глафира Семеновна и, взявъ Граблина подъ руку, отвела его отъ Перехватова. — Пойдемте въ ресторанъ завтракать.
— Авекъ плезиръ, мадамъ. Этого ужъ мы даннымъ давно дожидаемся, отвчалъ Граблинъ.
Разсчитавшись съ проводникомъ, компанія вышла изъ воротъ помпейскихъ раскопокъ и направилась въ находящійся рядомъ ресторанъ. На подъзд ихъ встртилъ тотъ-же гарсонъ, который еще передъ отправленіемъ ихъ на раскопки вручилъ имъ меню завтрака. Онъ засуетился, забормоталъ по итальянски съ примсью французскихъ, нмецкихъ и англійскихъ словъ и усадилъ ихъ за столъ.
— Frutti di mare. Ostriche? предлагалъ онъ.
— Спрашиваетъ, устрицы будете-ли кушать, перевелъ Перехватовъ.
— Устрицы? А вотъ ему за устрицы! — и Граблинъ показалъ кулакъ. — Водка есть? Рюсъ водка?
Водки не оказалось.
— Черти итальянскіе, дьяволы! Мы небось ихъ итальянскій мараскинъ получаемъ, а они не могутъ водки изъ Россіи выписать для русскихъ путешественниковъ! выругался Граблинъ и потребовалъ коньяку.
Поданный завтракъ былъ обиленъ и очень недуренъ, хотя въ составъ его и вошли три сорта макаронъ. Компанія потребовала нсколько бутылокъ асти и стала “покрывать лакомъ” коньякъ.
Когда вс разгорячились и заговорили вдругъ, гарсонъ принесъ книгу въ толстомъ шагренскомъ переплет, перо и чернильницу и, кланяясь, забормоталъ что-то по итальянски. — Это еще что? воскликнули мужчины.
— Проситъ господъ путешественниковъ написать что-нибудь въ альбомъ ресторана о своихъ впечатлніяхъ на помпейскихъ раскопкахъ, перевелъ Перехватовъ.
— Вотъ это штука! проговорилъ Конуринъ. — Да вдь мы по итальянски, какъ и по свинячьи, ни въ зубъ…
— Можно и по русски… Въ крайнемъ случа онъ проситъ просто хоть росписаться. Онъ говоритъ, что въ этомъ самомъ альбом есть много автографовъ знаменитыхъ людей.
— Фу, ты пропасть! Стало быть и мы въ знаменитости попадемъ! Валяй! сказалъ Граблинъ и взялся за перо. — Только что писать? Рафаэль, сочини для меня.
— Да зачмъ-же сочинять? Пиши, что хочешь! Пиши, что теб всего больше понравилось на раскопкахъ.
— Что? Само собой, увеселительный домъ.
— Ну, вотъ и пиши.
Граблинъ началъ писать и говорилъ:
— “1892 г., марта 8-го, я нижеподписавшійся осматривалъ оный помпейскій увеселительный домъ и нашелъ, что оная цивилизація куда чище теперешней, потому что были даже вывски у кокотокъ, а оное очень хорошо, потому что не ошибешься, стало быть и не залзешь…” Постой… Какъ кокотку-то звали, что на вывск обозначена? обратился онъ къ Перехватову.
— Аттика… Аттика… Мамзель Аттика… подхватилъ Конуринъ, смясь. — Неужто забылъ? Ахъ, ты! А еще специвалистомъ по мамзельному сословію считаешься.
Граблинъ продолжалъ:
— “Стало быть и не залзешь взамсто оной Аттики въ квартиру какой-нибудь вдовы надворнаго совтника и не попадетъ теб по ше. Григорій Аверьяновъ Граблинъ изъ С.-Петербурга”. Хорошо?
— Чего еще лучше! Ну, давай теперь я напишу, сказалъ Конуринъ, взялъ перо и началъ:- “Самый антикъ лучшій бани и ежели одну мою знакомую супругу въ нихъ приспустить, то она не токма что по субботамъ туда ходила, а даже по средамъ и по понедльникамъ, а то и во вс дни живота своего”. Довольно?
— Конечно-же довольно, отвчалъ Перехватовъ. — Теперь фамилію свою подпишите.
— Можно. “Санктпетербургскій купецъ Иванъ Кондратьевь Конуринъ руку приложилъ”, — прочелъ онъ, написавъ, сдлалъ кляксу и воскликнулъ:- Ай! Печать по нечаянности приложилъ. Ну, да такъ врне будетъ.
Взяла перо Глафира Семеновна и написала: “Очень хорошія вещи эти помпейскія раскопки для образованныхъ личностей, но я объ нихъ иначе воображала. Глафира Иванова, изъ Петербурга”.
— А какъ-же ты воображала? — спросилъ Николай Ивановичъ, прочитавъ написанное.
— Молчи. Не твое дло…былъ отвтъ. — Посмотрю я вотъ, что ты напишешь!
— Да ужъ не знаю, что и написать. Просто роспишусь.
— Нтъ, нтъ, ты долженъ написать, что теб понравилось.
— Да что понравилось? Храмы понравились. Николай Ивановичъ написалъ:
Храмы хотя теперь и не въ своемъ вид, но цивилизація доказываетъ, что помпейскіе люди были хоть и языческаго вида, но леригіозный народъ. Николай Ивановъ.
— Глупо, сказала Глафира Семеновна, прочитавъ…
— Ты умне, что-ли? огрызнулся Николай Ивановичъ.
Перо взялъ Перехватовъ и сталъ писать. Написавъ, оій, прочелъ:
“При посщеніи Помпеи умилялся на памятники древняго искусства на каждомъ шагу, преклонялся передъ зодчествомъ, ваяніемъ и живописью древнихъ художниковъ, но… Василій Перехватовъ”.
— Все… сказалъ онъ, вздохнувъ. — А что “но” обозначаетъ, пусть ужъ останется въ глубин моей души.
— Знаю, знаю я, что это “но” значитъ! воскликнулъ Граблинъ. — Насъ хотлъ дикими обругать.
— А знаешь, такъ теб и книги въ руки… отвчалъ Перехватовъ и залпомъ выпилъ стаканъ вина.
Компанія еще долго бражничала въ ресторан и только подъ вечеръ похала домой, поршивъ на, завтра утромъ отправиться на Везувій.
LV