Где апельсины зреют

— Асти, асти… Три бутылочки асти закажите, предлагалъ Николай Ивановичъ.

— Ага! Знаете, уже, что такое асти!

— Еще-бы, наитальянились въ лучшемъ вид.

XLVIII

Все заказанное въ ресторан подано было отлично. Провизія была свжая, вкусно приготовленная, порціи были большія. Ресторанъ произвелъ на всхъ самое пріятное впечатлніе, хотя Глафира Семеновна до булябеса и олеапотриды и недотрогивалась, какъ вообще она заграницей не дотрогивалась ни до одного рыбнаго блюда изъ опасенія, что ей подадутъ “что-нибудь въ род зми”, и довольствовалась только бифштексомъ и мороженымъ. Мужчинамъ-же булябесъ, приготовленный съ пряностями и сильно наперченный, вполн замнилъ русскую рыбную селянку. Они ли его, покрякивая отъ удовольствія, и то и дло пропускали въ себя мизерныя рюмочки коньяку. Олеапатрида тоже оказалась не дурной закуской къ коньяку, хотя Конуринъ, выбирая изъ нея разные кусочки и подозрительно ихъ разсматривая, и сказалъ:

— Нмцу сть, а не русскому. Нмецъ форшмакъ свой любитъ за то, что стъ его и не знаетъ, что въ него намшано. Такъ-же и тутъ. Разбери, изъ чего все это — ни въ жизнь не разберешь. Можетъ быть есть зайчина, а можетъ-быть и крокодилина.

— Ужъ и крокодилина! Наскажешь тоже! улыбнулся Николай Ивановичъ.

— А что-же? Здсь все дятъ, всякую тварь.

— Послушайте… Ужъ хоть-бы другимъ-то не портили аппетитъ своими словами, брезгливо замтила Конурину Глафира Семеновна.

— Да не дятъ здсь крокодмловъ, не дятъ, да и нтъ ихъ въ Италіи, можете быть спокойнымъ, сказалъ художникъ Перехватовъ. — Зайцевъ тоже здсь нтъ. Это сверная да. Разв кроликъ.

— Тьфу! Тьфу! Еще того лучше! плюнулъ Конуринъ.

— Да ужъ шь, шь, что тутъ разбирать! кивнулъ ему Николай Ивановичъ. — Прідешь въ Питеръ, все равно посл заграничной ды ротъ святить придется.

— Я не понимаю, господа, зачмъ вы такое кушанье требуете? проговорила Глафира Семеновна.

— А чтобы наитальяниться. Да вдь въ сущности очень вкусно приготовлено и къ коньяку на закуску какъ нельзя лучше идетъ. Ну-ка, господа, еще по одной коньяковой собачк… предложилъ Николай Ивановичъ.

Поданная на столъ бутылка коньяку была выпита до дна к компанія развеселилась. Три бутылки шипучаго асти еще боле поддали веселости.

— Господа! отсюда въ театръ Санъ-Карло… предложилъ художникъ Перехватовъ. — Вотъ онъ противъ насъ стоитъ. Только площадь перейти. Вдь нельзя быть въ Неапол и не постить знаменитаго театра Санъ-Карло. Самый большой театръ въ мір считается.

— А какое тамъ представленіе? — спросилъ Граблинъ.

— Опера, опера… О, невжество! Молодые пвцы и пвички всего міра, ежели бываютъ въ Италіи, считаютъ за особенное счастіе, если ихъ допустятъ къ дебюту въ театр Санъ-Карло. На этой сцен карьеры пвцовъ и пвицъ составляются.

— Такъ что-жъ?… Зачмъ-же дло-то? Вотъ мы черезъ площадь и перекочуемъ, — отвчалъ Николай Ивановичъ. — Оперу всегда пріятно послушать.

— Ну, что опера! Очень нужно! — скорчилъ гримасу Граблинъ. — Можетъ быть еще панихидную какую-нибудь оперу преподнесутъ. Посл коньяку и асти разв оперу надо? А подемте-ка мы лучше здшніе капернаумы осматривать. Въ трехъ кафе-шантанахъ мы съ Рафаэлемъ уже были, а, говорятъ, еще четвертый вертепъ здсь есть. Хоть и дрянь здшнія бабенки, выденнаго яйца передъ парижскими не стоютъ, а чмъ чортъ не шутитъ, можетъ быть въ этомъ-то четвертомъ вертеп на нашу долю какія-нибудь особенныя свиристельки и наклюнутся.

Глафира Семеновна вспыхнула.

— Послушайте, Григорій Аверьянычъ, да вы забываете должно быть, что съ семейными людьми здсь сидите! строго сказала она Граблину.

Тотъ спохватился и хлопнулъ себя ладонью по рту.

— Пардонъ, мадамъ! Вотъ ужъ пардонъ, такъ пардонъ! воскликнулъ онъ. — Пожалуйста простите. Совсмъ забылъ, что вы настоящая дама. Ей-ей, съ самаго отъзда изъ Петербурга настоящей дамы еще не видалъ и ужъ отвыкъ отъ нихъ. Три недли по заграницамъ шляемся и вы первая замужняя дама. Еще разъ пардонъ. Чтобъ загладить мою проруху — для васъ изъ театръ Санъ-Карло готовъ отправиться и какую угодно панихидную оперу буду слушать.

— Да конечно-же перейдемте въ театръ Санъ-Карло, подхватилъ Перехватовъ. — Вдь это срамъ — быть въ Неапол и въ Санъ-Карло оперу не послушать. Оперу послушаемъ, пораньше домой спать, завтра пораньше встанемъ и въ Помпею подемъ, откопанныя древности смотрть.

— Молчи, мазилка! Замажь свой ротъ. Иду въ Санъ-Карло, но не для тебя жду, а вотъ для дамы, для Глафиры Семеновны, перебилъ его Граблинъ. — Желаете, мадамъ?

— Непремнно… кивнула головой Глафира Семеновна. — Плати, Николай Иванычъ, и пойдемъ, сказала она мужу.

— Розу за мою проруху… продолжалъ Граблинъ и крикнулъ: — Эй, букетчица! Востроглазая шельма!.. Сюда.

Онъ поманилъ къ себ цвточницу, купилъ у нея букетикъ изъ розъ и поднесъ его Глафир Семеновн.

Черезъ пять минутъ компанія разсчиталась въ ресторан и переходила площадь, направляясь въ театръ. Цлая толпа всевозможныхъ продавцовъ отдлилась отъ ресторана и бжала за компаніей, суя въ руки мужчинъ и Глафиры Семеновны цвты, вазочки, статуэтки, альбомы съ видами Неаполя, коралы, раковины, вещички изъ мозаики, фотографіи пвицъ и пвцовъ, либрето оперъ и т. п.