Газыри

Потом: «Эта всеоткрытость души делает ее восприимчивою и созерцательною, в высшей степени склонною к тому, что Аристотель называл „удивлением“, т. е. познавательным дивованием на чудеса Божьего мира. Русская душа от природы созерцательна и во внешнем опыте, и во внутреннем, и глазом души, и оком духа. Отсюда ее склонность к странничеству, паломничеству и бродяжеству, к живописному и духовному „взиранию“.

Опасность этой созерцательной свободы состоит в пассивности, в бесплодном наблюдении, в сонливой лени. Чтобы эта опасность не одолела, созерцательность должна быть творческою, а лень — собиранием сил или преддверием вдохновения…

Пушкин всю жизнь предавался внешнему и внутреннему созерцанию и воспевал „лень“; но чувствовал, что он имел право на эту „лень“, ибо вдохновение приходило к нему именно тогда, когда он позволял себе свободно и непринужденно пастись в полях и лучах своего созерцания. И, Боже мой, что это была за „лень“! Чем заполнялась эта „пассивная“, „праздная“ созерцательность! Какие плоды она давала!

Вот чему он предавался всю жизнь, вот куда его влекла его „кочующая лень“, его всежизненное, всероссийское бродяжество:

По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Безмолвно утопать в восторгах умиленья —
Вот счастье! Вот правда!..

Прав был Аристотель, отстаивая право на досуг для тех, в ком живет свободный дух! Прав был Пушкин, воспевая свободное созерцание и творческое безделие! Он завещал каждому из нас — заслужить себе это право, осмыслить национально-русскую созерцательность творчеством и вдохновением.

Далее, эта русская душевная свобода выражается в творческой легкости, подвижности, гибкости, легкой приспособляемости. Это есть некая эмоциональная текучесть и певучесть, склонность к игре и ко всякого рода импровизации. Это — основная черта русскости, русской души.»

Вот и перетекло одно в другое: не потому ли я «торчу» — а, в самом деле, живу с таким непреходящим и благодарным интересом — в Адыгее, среди черкесов… Только представить себе, как счастлив был бы такою возможностью Александр Сергеевич Пушкин!

Светлая Вам память, высокочтимый страдалец Иван Александрович!

Очаг Божий

Прогуливался ранним утром — хотя какая это рань, семь часов! — по огороду, смотрел на восход, на этот жар, который пробивается сквозь путаницу черных деревьев вблизи и подальше, малиновым светом поднимается над крышами домов, разливается все шире по обе стороны от того места, где солнышко вот-вот прожжет горизонт…

Думал опять о том, что точно также, как темная стена во время здешней непогоды, встает на том месте, где лежит моя Отрадная, так и солнышко начинает свой свет разливать оттуда же…

Думал опять о теплом доме и дающей это тепло печке, в которой дрожит малиновый жар… вот: Господь уже растопил свою печь — одну на всех нас… Если не сидишь у открытой дверцы собственной печурки, разве мало для тебя — этой?..

«На солнечном сплетении Евразии»

Так называлась в «Советской Адыгее» статья, в которой говорилось о «межвузовской студенческой научно-практической конференции „Актуальные проблемы развития Юга России в 21-м веке“».

Вот, значит, где расположен Майкоп, где находится моя станица Отрадная, которая потихоньку становится уже армянской станицей…

Но не о том речь.

В статье есть подзаголовок «Гость Республики», под которым напечатано интервью с «патриархом российской науки» — перечисление всех его званий и регалий занимает строчек пятнадцать-двадцать — Юрием Андреевичем Ждановым.

Тем самым: сыном одного из самых близких сподвижников Сталина в послевоенное время.

Интервью в этом смысле — «матч упущенных возможностей», и тем не менее два вопроса и ответа «патриарха» весьма любопытны:

Вопрос Оксаны Гамзаевой: «Сегодня Вы перед студентами выразили сожаление, что в современной Франции нет ни Вольтера, ни Бальзака. Посетовали, что, когда были в Англии, Вам не удалось встретиться с Шекспиром. В чем, на Ваш взгляд, корни нашей нынешней бездуховности?»