На ступеньках Шевченковского райотдела её ждал Курт. Он долго извинялся, целовал руки. Настя, молча, выслушала его и сухо попрощавшись, пошла к стоянке такси. Отъезжая от милиции достала шёлковый платочек и вытерла кисти. «Все руки мне исслюнявил, животное», – брезгливо подумала она, собираясь выкинуть его в окно. Но он был фирменным и очень дорогим и девушка, вздохнув, сунула платочек в сумку. «Дома постираю, – решила она, – сейчас такой порошок, всю заразу убивает». Она опять победила, воспринимая, этот факт как должное, ведь у каждого своё предназначение и рождённый ползать, никогда не взлетит.
Пока Настя, витая в облаках возвращалась домой, Женя, сидя в одних трусах на полу комнаты раскладывал пасьянс из одиннадцати тысяч долларов. Он был опьянён жарой, недавними событиями и огромными для него деньгами. Столько у Женьки ещё не было никогда! Он выкладывал купюры то кругом, то крестом, то рисовал ими квадраты и треугольники. Подбросив вверх, кружился в безумном танце под зелено-серым дождём и ощущал себя богом.
Два дня Женя не выходил из дома, бездельничая, смотрел телевизор. Он работал, неделя через неделю, и сейчас шли выходные. В начале третьих суток затворничества ему позвонил Вадим. Отстранённо спрашивал о том, о сём, но Женя понял – звонит товарищ не для того что бы узнать как его дела.
– Слушай, старик, – дошёл он, наконец, до главного, – одолжи триста «баксов».
Взятые деньги приятель не вернул, Женя о них не напомнил, но больше в долг ему не давал. Вместо этого Вадик пригласил его на пикник. Был узкий круг близких людей, была Настя, и Женька продул ей подряд пять партий в «дурака». Он проигрывал раз за разом, надеясь на переломный момент, но когда стал с трудом улавливать ход игры, просто кидая карты на покрывало, а девушка начала откровенно скучать, игру прекратили.
– С такой картой можно выигрывать, прёт и прёт, – неохотно признал поражение Женя, собирая колоду. К этому времени Настя уже основательно «набралась», снисходительно улыбнувшись, она встала и ничего не ответив пошла играть с Вадимом в бадминтон. Ей было тесно в этом городе, он давил на неё каменными стенами и она ощущала себя запертой в клетку. Насте казалось, это она Гулливер. Крохотные людишки называли его Человеком Горой не, потому что он был так велик, а потому что сами они были маленькими.
Глава восьмая
Женька давно пришёл к своему объекту. Не было вагонки, расходник закончился, и работа встала, будто трактор без топлива. Игорь должен был всё подвести с минуты на минуту, но время шло, а «Газель» не показывалась. Ожидая доставку, он сидел на лавочке перед домом, уйдя в воспоминания. Он внимательно выслушал Люсю, но так и не услышал, что стало с останками Чипса.
Когда то они жили с Вадимом в одном доме. Вместе ходили в детский сад и школу. Отца Игорь знал плохо, помнил его высоким статным мужчиной, с зачесанными назад волосами. Батя имел определённый авторитет среди Воскресенской «босоты» и был уважаемым человеком. В перерывах между отсидками он жил неизвестно где, непонятно чем занимался, но деньги у него водились. А потом перестал приходить, просто пропал, как выпавшая из кармана монета. Возможно, уехал, найдя другую семью, а может, обрёл вечный покой, нарвавшись на нож в пьяной драке или умер от туберкулёза на лагерной «шконке».
Игоря и его младшего брата Семёна растила мать, но воспитанием это назвать было трудно. Наслушавшись ненормативной лексики, шестилетний Сёма выходил на улицу и крыл трёхэтажным матом всех подряд, в пузырящихся на коленях грязных колготах и с текущими из носа зелёными соплями. Постепенно спиваясь, мама с каждым годом всё ниже опускалась на социальное дно, а их квартира превратилась в соседскую головную боль. Замок на двери был давно выбит и доступ внутрь имел каждый. Бачок в туалете не работал, испражнения накапливались от раза к разу до тех пор, пока вершина «горы» не становилась вровень с краем. Тогда кучу смывали, подталкивая приготовленной на этот случай палкой. Вонь из сортира, расходясь по полезным метрам жилплощади, не тревожила домочадцев, но Вадик, приходя к приятелю, никогда не заходил внутрь, благоразумно ожидая его на лестничной площадке.
И бог его знает, сколько бы так продолжалось ещё, если б однажды непутёвая мать не умерла, тихо скончавшись на грязном полу своей комнаты, и в дело ни вмешалась тётя Лара. Неизвестно приходилась ли она и впрямь детям роднёй, но пробивная тётка отправила через «Хоссет» их в Израиль, многострадальную квартиру продала сожителю, а сама выехала на ПМЖ в Америку.