Гарри Поттер и Тайный грех

Вечную жизнь

Мне подари.

— Сукин сын, а? — возмутился прихожанин в бандане.

Ашер Поттер пригнулся к уху недостойного христианина.

— Драко, прекрати, — прошипел он. — Хочешь все испортить?

— Приветствую вас в Доме Божьем, возлюбленные мои, — тихо и смиренно произнес пастор.

Зал взорвался рукоплесканиями и оглушительными криками. Присевшие было в кресла прихожане взвились с мест.

— Алилуйя! — взвыл Драко, безобразно кривляясь. К счастью, его тонкий визг потонул в хоре приветственных криков: собрание встретило своего лидера таким ревом, что ашер Поттер передернулся в предчувствии апокалипсиса.

Взмах бледной пасторской ладони мгновенно потушил огонь зарождающегося безумия. Прихожанам не терпелось прославлять и дальше, разгоряченная толпа теперь полыхала любовью к наместнику Бога на земле, пастору «Упивающихся Духом».

— Дух Святой сейчас здесь, — проникновенно сказал пастор, не повышая голоса. — Он между нами, дорогие братья и сестры.

Драко сделал напуганное лицо и внимательно оглядел соседей по ряду.

Многочисленные родственники мистера Риддла радостно взвыли, но вновь были остановлены одним лишь властным мановением руки.

Гарри таращился на американского лидера во все глаза. Сейчас Риддлу нельзя было дать более сорока лет. Лицо пастора светилось свежим румянцем, зубы блестели, глаза улыбались кротко и ясно. Идеально сидящий белый костюм выгодно подчеркивал здоровый пасторский загар. Выглядеть на двадцать лет моложе мог только помазанник божий.

— Лиз, ты права, он просто мистер Обаяние, — громко простонала на ухо подруге какая-то прихожанка, сидящая за спиной Драко. Тот покосился на Гарри и выразительно шевельнул светлой бровью. Ашер Поттер лишь сурово поджал губы.

— Вы знаете, возлюбленные мои, — доверительно начал пастор, мягко улыбаясь своим трепещущим в предвкушении проповеди овцам, — это моя последняя встреча с вами... в этом году, — сказал он, нежным благословляющим жестом подавив поднявшийся было ропот разочарования. — Поэтому я долго стоял в молитве, спрашивая Господа: «Каким будет Твое последнее слово к исстрадавшимся душам? Какую частицу Твоего света и любви мне принести в ладонях и вложить в руки просящих? Каков тот хлеб, что Ты, Господь, воззовешь вкусить сегодня? Ибо Ты, Отец, знаешь пути истины и лжи, стези добра и зла, узкие горные тропы правды и широкие дороги заблуждений», — глубоким, берущим за душу голосом, произнес пастор.

В зале повисло благоговейное молчание.

— Знаете, что открыл мне Отец?

Муха не прожужжала в тишине только потому, что на всех окнах «Электры» Филч установил москитные сетки. Прихожане затаили дыхание в ожидании откровения.

— Мы все. Забыли. Про Армагеддон, — тихо и отчетливо сказал пастор Риддл.

По партеру пронесся дружный вздох сокрушенных сердцем. Тема проповеди была оглашена на всех столбах и заборах, но, увы, это не умалило природную забывчивость отягощенных грехами последователей Христа.

— Братья мои... Сестры мои... — все так же проникновенно продолжил пастор. — Мы убеждены, будто знаем, что такое Армагеддон. У каждого из нас имеется Библия, в каждом Писании есть Святое Откровение. Но как вы думаете, разве послал бы Отец меня, скромного служителя Своего, повторять вам, искушенным в Слове Божьем жителям Лондона, надоевшие азы, как нудный учитель церковно-приходской школы, заставляющий зубрить стихи?

Прихожане глухо запротестовали: Господь не мог прислать этого скромного и великого человека заниматься подобной чепухой.

— Отец открыл мне тайну Армагеддона, — с придыханием прошептал пастор Риддл. — И сегодня... Я... Передам... Господне Откровение... Вам.

Глубокий голос оратора обволакивал слушателей и проникал до костей, вызывая священный трепет.

— Алилуйя! Аминь! Слава, Иисус! Господу слава и хвала! — внезапно взорвался зал, осознав, наконец, ценность предложенного. Люди потрясали разверстыми к небу ладонями. Драко подпрыгнул особенно высоко, и Гарри на мгновение показалось, что в воздухе мелькнул нечестиво вытянутый средний палец.

Сделать замечание другу юный ашер не успел — на сцене рядом с Риддлом возник облаченный в неизменный коричневый костюм пасторский помощник Петтигрю. Гарри инстинктивно съежился и отступил за широкую спину утвердившегося в проходе прихожанина.

— Восславим Бога всем сердцем и всей душою, всем, что жаждет дать Отцу каждый любящий сын, каждая любящая дочь, — сладким голосом сказал Петтигрю. — Вы знаете, расскажу вам маленькую историю. Совсем простую. Однажды я дал своему ребенку шоколадку. Обычную плитку шоколада, — он обезоруживающе улыбнулся. Гарри оглянулся по сторонам и с удивлением заметил, как приветливо и доброжелательно улыбаются люди в ответ. Гарри мог дать голову на отсечение, что никакого ребенка у Петтигрю сроду не было, нет и не будет.

— И вот... Знаете, что сделал мой сынишка? — лукаво улыбнулся Петтигрю. — Отломил бо́льшую часть и угостил меня самого! О-о, как я был тронут, — вздохнул он.

Почему пасторский помощник разразился трогательными семейными подробностями, Гарри было ясно: по залу полным ходом шло продвижение корзинок для пожертвований.