Гарри Поттер и Тайный грех

Уже повидавший немало харизматических собраний, ашер Поттер стоял в проходе, приоткрыв рот от изумления: перед ним разворачивалась настоящая феерия. Сцена сияла фантастическими скользящими огнями. В центре возвышался сплетенный из красных роз гигантский крест. Символ христианского спасения реял среди белых колеблющихся облаков, как мачта взлетающего в божьи небеса корабля. Тонкие радужные всполохи время от времени озаряли чудесные облака, и порой казалось, что среди них мелькают белоснежные ангельские крылья, — «Упивающиеся духом» воссоздали на сцене светлое небо Господне.

К счастью для злодейской троицы, зал был погружен в полумрак. Ашеры, коих сегодня было целое оцепление, стояли в проходах, зорко наблюдая за прихожанами. Гарри подивился сообразительности доктора Блэка: смотреть друг за другом не входило в обязанности служителей. Они могли беспрепятственно передвигаться по залу, вынужденные исполнять самые разные поручения, начиная от просьб родителей сопроводить их чадо в уборную, и кончая суетой с собиранием пожертвований. Ашеры следили за всеми, но никто не следил за ашерами.

На сцене мощно и прочувственно прославляли Христа. К своему ужасу, Гарри ощутил, как помимо воли начинает поддаваться магии хвалебных мелодий.

— В Твоем святом присутствии,

В Твоем святом присутствии

Тают горы...

Горы проблем, горы греха,

Горы беды и неудач...

Тают горы...

Хористы пели самозабвенно и стройно, как один человек. То ли мелодия была хороша, то ли не получивший никакого музыкального образования Гарри от природы был неравнодушен к музыке, как считал Северус, — к горлу юного ашера подступили невольные слезы: казалось, в благоговейно притихшем зале ощущается незримое присутствие любящего Христа. Гарри сморгнул непрошеную слезу: он, как никто, знал, как сладко таяли во время служений горы грехов, с тем, чтобы навалиться удвоенным грузом чуть позже, прибив к земле грешную душу.

Он покосился на Драко, сидящего поодаль в крайнем кресле двадцатого ряда. Юноша уже увлеченно покачивал носком ботинка в такт мелодии и дергал плечом.

— Иисус, Ты любовь моя,

Иисус, не оставлю я Тебя...

Из темноты-ы Ты забрал меня-а,

Дал свободу, и теперь знаю я-а...

В Тебе я нуждаюсь,

Я люблю Тебя, навеки будь со мной...

«Они берут за основу тексты о любви, — внезапно понял Гарри, вновь поймав себя на кощунственном желании заменить слово «Иисус» именем дорогого друга. — Северус был прав, когда говорил, что истинный источник мотивации — это чувства. Люди рады петь о любви, думают, что это их осветляет, делает добрей и чище... Может, так оно и есть, но это не честно... Это называется умелой игрой на человеческих чувствах».

Когда-то Гарри не поверил Северусу: тот сказал, что музыка — это оружие. Сейчас, глядя на зал, полный синхронно раскачивающихся прихожан, стремительно наполняющихся христианским экстазом, Гарри осознал, что дорогой друг был, как всегда, прав. Музыка плавила сотни, тысячи сердец в одно коллективное сердце, и та толпа, что сейчас возносила руки в небо, хваля Господа, могла бы под звуки военного марша взять штыки и ринуться в бой — туда, куда поведет Лидер.

Светящиеся огни на сцене медленно затухали, и лишь нежная печальная мелодия прославления поддерживала пьянящее ощущение причастности к Чуду.

Сцена на мгновение погрузилась в красноватый сумрак. Зал замер в предчувствии чего-то необычайного.

Приглушенно, как стук сердца в груди, отбивали таинственный ритм звуки ударников. Хор прославления, стоящий у левой и правой кулис, вновь запел, тихо и прочувствованно:

— К Тебе взываю я,

Боже, приди...

К Тебе взываю я,

Боже, приди...

— Гляди-ка, идет! — оживился Драко, бесцеремонно ткнув пальцем под потолок сцены. Ашер Поттер неодобрительно покосился на прихожанина в бандане и придвинулся ближе во избежание возможных эксцессов.

— К Тебе взываю я, Боже, приди, — жалобно и нежно просил многоголосый хор. Прихожане послушно раскачивались, словно колосья на ветру, протягивая к сцене доверчиво раскрытые ладони.

Призыв был услышан: откуда-то с неба медленно снисходил Человек. Казалось, сам Сын Божий идет по воздуху. Он касался ногой невидимой лестницы, и каждая ступень загоралась цветными огнями. Гимн прославления звучал все громче и уверенней, разнося по залу торжественные прочувствованные аккорды:

— Сердце Христа,

Бейся в груди,

Вечную жизнь

Мне подари.

Гарри уловил смысл очередной хвалы и внезапно похолодел. Пастор приглашал его на свою последнюю проповедь. Возможно, мистер Риддл неспроста выбрал подобную песню, а может, он, Гарри, просто сходит с ума. Программы служений готовились загодя, и даже зная, что его донор не будет присутствовать на проповеди, навряд ли пастор стал бы что-либо менять: песни разучивались и репетировались не один день.

Смиренно склонив голову, облаченный в ослепительно белый костюм, спустившийся с небес пастор Риддл стоял теперь посреди сцены, беззвучно шевеля губами в молитве и прислушиваясь к затихающему хору:

— Вознес на алтарь

Ты сердце Свое,

Тебе, Агнец мой

Хвалу мы поем.

По электронному табло бежали строки печального припева:

— Сердце Христа

Бейся в груди,